– А вдруг в это время вас не будет дома. Иногда они лапки себе отгрызают, чтобы спастись. Жуть какая. Обозлится, потом начнёт мстить. Запросто... Раненые звери нападают на своих врагов.

Георгий, вытаращив глаза, слушал её рассуждения. Хохотал до слёз. Похрюкивая, ехидно предупредил:
– Живи тогда с мышью. Не жалуйся, когда она разродится и выводок на откормку к тебе приведёт.

Неведомые дела, похоже, тоже успешно завершил, ночевал всё время дома.
Недели через две стал выезжать реже, один раз в три-четыре дня. Отсутствовал недолго, возвращался засветло. Приезжая, сразу шёл к ней, выпускал из камеры. С заметным напряжением трогал пальцы. Холодные?
Юлю бесило то, что вдобавок бесцеремонно тянулся к кончику носа, по родительски проверяя, не замёрзла ли. Командовал:
– Быстро шагай на кухню! Ставь чайник.

Пока вода закипала, заставлял двигаться, ходить по дому, разогревая застоявшуюся кровь.
Пленница недовольно фыркала, порыкивала, смахивая чужую руку с носа, но подчинялась.
Не без удовольствия поднималась из подвала, разминая немеющие от долгого сидения на одном месте ноги. Разгуливала по комнатам, пила вместе с ним горячий чай.
Теперь, если Георгий никуда не выезжал, он взял за правило выгуливать Юлю во дворе.
Они тепло одевались и выходили на свежий воздух.
Он находил себе полезное занятие по хозяйству. Прихватив инструменты, укрывался в обветшалом сарайчике или работал под навесом, оставляя пленницу свободно бродить в пределах площади, ограниченной каменным забором.
Чаще всего пасся рядом и, невзирая на её откровенное недовольство, пытался разговорить отмалчивающуюся девушку.
С ослиным упорством искал темы для общения. Вспоминал полуфантастические истории, связанные со здешними местами, плёл какие-то невероятные небылицы о доме, показывал запечатанный колодец, нёс бред об эльфах.
Расспрашивал, вытягивал из неё слова, подшучивал. Явно выводил на эмоции и жаждал вовлечь в разговор. Тихо раздражался, если отвечала односложно, требовал развёрнутых ответов.
Ему хотелось, чтоб она расслабилась и на время забыла, что находится в плену.
Напряжение, от которого взрывоопасно электризовался воздух между ними в первые дни, постепенно отступало.

Юля слегка успокоилась, притерпелась. Стало немного понятно, что ожидать от предстоящего дня, от надзирателя. Самое главное то, как относился к ней.
Короткими, но отчётливыми штрихами, вырисовывались основные черты его натуры.
Очевидно, что Георгий не был маньяком. Темпераментный, взрывной, но отходчивый и совестливый.
Если не подстрекать, трезво избегая откровенных провокаций, на безумные поступки был не способен. Несмотря на изначальные предупреждения и угрозы, терпел её резкое поведение, грубые ответы, уничтожающий взгляд. Худо-бедно заботился о комфорте.
Обратил внимание на то, с какой брезгливостью она брала в руки древние, оставшиеся, наверное, с советских времён, кухонные принадлежности.
В следующую вылазку закупил полную коробку разных губочек, тряпочек, салфеток, миленьких полотенец, средств для уборки. Привёз современный набор приспособлений для готовки. Стильные тарелки, вилки и гору прочих восхитительных красивостей.
Выставил сверкающее богатство на стол и тихо отошёл, заложив руки за спину. Склонив голову к плечу, с молчаливым вопросом изучал её мимику.
Юля грустно хмыкнула: «Что смотрит? Думает, обрадуюсь. Да мне всё равно. Наоборот, только расстроил – зачем всё это? Мне что, сто лет тут жить? Не собирается,что ли, освобождать?»

Она безобразно плохо скрывала истинные чувства. Но для самосохранения училась это делать и тоже обуздывала свой непростой нрав.