Небрежно вздернув рукой, Эдвин призвал магию (единственное, что у него оставалось из былого величия), и послал импульс, открывающий засовы в вольерах. Всех, включая тигровый и медвежий.

– Разбредитесь по периметру и приносите мне сведения обо всех, кто посмеет зайти на мою территорию, – приказал он, после того, как животные столпились перед верандой, задирая к нему носы. – И сделайте так, чтобы вошедший не смог повернуть обратно, как он бы не старался. Лошадей можете задрать – только поделите по-честному, между всеми… А людей гоните напрямую сюда, ко мне.

Он поднял руку ко рту, коротко свистнул, подавая зверям только им понятный знак, и они мгновенно сдернулись с места, рассыпавшись кто куда по подворотням.

Тяжело вздохнув, Эдвин побрел назад, в помещение, в свою одинокую спальню – единственную комнату по всем замке, которая оставалась жилой. Пора было немного вздремнуть перед закатом, развести огонь в очаге, выпить вина… Да и ногу осмотреть, подлечить мазями да магией. А то планов громадье, а сам еле ходит, словно и правда старик…

Уже в самый последний момент – перед тем, как дверь затворилась – взгляд его упал на висящий на стене овечий тулуп – забытый, вероятно, кем-то из конюхов лет сто назад.

Его светлость подумал… почесал в затылке… и решил, что «ломать» всё же лучше тепленьких девиц, нежели намертво околевших. Протянув руку, снял крестьянское одеяние с крюка и побрел к себе – дожидаться, пока установленный в башне магический жучок не доложит ему, что письмо юная шантажистка дописала, в нужной мере замерзла, проголодалась и ради еще одной утиной ножки готова сама раздеться и даже поплясать нагишом.

***

– Дзыньк!

Покрытое пылью маленькое окошко под потолком треснуло, жалобно звякнуло и рассыпалось по обе стороны от подоконника на очень мелкие осколки. Суровый зимний ветер немедленно ворвался в комнату и взвил кипу листов, которые мне оставил Дракон.

В ужасе я вжалась в стену, не сводя глаз с огромной, черной вороны, только что своим железным клювом разбившей единственную преграду между мной и неминуемой смертью на зимнем морозе, да еще и в горах.

– Зачем? Кто ты? – прошептала я, чувствуя, как язык уже еле двигается, а по голым ногам медленно карабкается ледяной холод. Не спасала даже солома, на которую я заблаговременно залезла, чтобы не отморозить пятки.

Вместо ответа ворона сухо каркнула, впрыгнула внутрь комнаты, миновав решетку, а затем без всякого страха спланировала на пол.

– Уйди! Убирайся! – я слабо замахнулась на птицу пером, явно выдранным из зада какой-то ее товарки. На ворону это не произвело ни малейшего впечатления. Злобно щелкнув на меня клювом, она пропрыгала до письменного столика, что-то поискала на нем, наклонив голову, и, вероятно, найдя то, что нужно, несколько раз тюкнула куда-то под крышку, словно червяка ловила. От столика раздался аналогичный «дзыньк», но на этот раз ничего не рассыпалось – вместо этого к потолку поднялась струйка голубоватого дымка.

Удовлетворенно покивав неизвестно кому, ворона спокойно снялась с места, подлетела к окошку и что-то там насмешливо прокаркала в мою сторону. После чего лихо сорвалась с подоконника и улетела прочь.

– Помогите… – слабо прохрипела я, начиная подпрыгивать от холода, – господин… господин Дракон… я не хочу умирать…

5. Глава 5

С момента возвращения в покои прошло не более часа. А если точнее, сорок восемь минут – Эдвин знал это совершенно точно, потому что от скуки считал эти минуты, одновременно меряя шагами длину и ширину комнаты.