Я обреченно смотрела на возникший из воздуха столик с пишущими принадлежностями. То есть, получается, Дракону даже приносить мне ничего не надо? Он придет сюда всего один раз, заберет письмо, и после этого я могу считать свою жизнь закончившейся?

Ну уж нет! Я так легко не сдамся!

– Подождите, милорд… не уходите! – я бросилась к Дракону, порываясь остановить его – хоть в ногу вцепиться и не пускать, пока он не выслушает меня…

Лязгнув, дверь захлопнулась за его спиной. Не успела. Не остановила.

Упав на ледяной пол, я вцепилась обеими руками в разрушенную прическу – боги, неужели только вчера над ней колдовала лучшая мастерица города! – и разрыдалась так горько, что разжалобился бы даже сфинкс… если бы мог меня слышать.

***

Завывания брошенной в башню девушки переносить было неожиданно тяжело.

И вовсе это не из жалости! – доказывал себе Эдвин, спускаясь вниз по каменной лестнице. Просто он плохо реагирует на… посторонний шум после стольких лет одиночества. Надо просто представить себе, что это очередная породистая сучка, которую он запер от кобелей на время течки.

Вспомнив о собаках, он решил спуститься к ним, навестить вольерную – рядом с верными псами и думать легче…

Не останавливаясь рядом с комнатой, где шантажистка раскрыла себя во всей своей красе, он дошел до двери, соединяющей основную часть Замка с подсобными помещениями, пересек давно пустующую кухню и вышел на высокую, крытую веранду, с которой можно было обозревать весь его обширный двор, когда-то полный прислуги, гостей, просителей…

Почуяв его из вольеров под мансардой, заскулили и затявкали собаки, приветственно рыкнули тигр с медведем из соседних с ними клеток.

Эдвин оперся руками о перила мансарды, глубоко вдыхая морозный воздух и на секунду прикрывая глаза. Пытаясь успокоить разгоряченную кровь, подставил лицо под мелкие, кружащиеся снежинки начинающейся метели.

Как же, однако, обидно… Как непривычно мерзко, горько и обидно на душе…

Не удержавшись, его светлость поднял взгляд к крохотному окошку под мансардой его обзорной башни, где сейчас одна деревенская дурочка уже, наверняка, строчила своему возлюбленному смертный приговор. Наверняка, думает, что «господин Дракон» пожалеет ее, отпустит, как только она сдаст подельника. Хотя, возможно, она вообще ничего не думает – такие, как она, в принципе не имеют такой привычки.

Вот только если всё же думает, то зря. Эдвин дер Ингвар не прощает тех, кто пришел к нему с угрозами и шантажом. А уж когда на кону поставлено столько жизней, то и подавно.

И нет, убивать он эту прохвостку не станет. То же мне, наказание для человечки – смерть! Что им смерть? Они и так мрут, как мухи, не успевает он оглянуться...

Ему вдруг показалось, что на фоне оконца под крышей башни мелькнуло что-то темное, и Эдвин сузил глаза, вглядываясь. Его пленница смогла дотянуться до подоконника и призывно машет ему? Но как? Разве что подвинула стол к окну… Да и зачем ей призывать его? Неужели думает разжалобить? А может, это птица какая присела отдохнуть на каменный подоконник?

Уже поняв, что ему показалось, граф продолжал пялиться в тот угол окна, где он видел движение.

– Я сломаю тебя… – процедил одними губами, прожигая башню взглядом. – Привяжу к себе, сделаю моей рабыней, лишу тебя воли… а потом сломаю, словно картонную куклу. Растопчу твою жалкую, человечью душонку, заставлю ползать за мной на коленях, умолять о внимании... Потом еще раз дам тебе надежду. И снова сломаю. И так всё время – пока мне не надоест. Пока ты не состаришься и не покроешься морщинами, так и не узнав женского счастья... А твоего дружка я… Ну что ж, надо признать – ему будет легче. Он просто сдохнет.