Осторожно перешагиваю через каменный бортик и опускаюсь на колени.

Фонтан давно пересох; дно покрыто пылью и мелкими трещинами.

Стучу по камню: сначала по ободку, потом по плитам на дне, в тех местах, что указаны на карте.

Пусто.

Глухо.

И вдруг — пульсация.

Я замираю, провожу ладонью по камню. Он вибрирует. Совсем чуть-чуть. Но я чувствую это.

Господи, она там. Вода.

Сердце у меня сейчас выпрыгнет.

На миг не дышу.

Пальцы немеют от холода. Я не двигаюсь.

— Нашла, — шепчу.

В груди сжимается что-то такое, от чего хочется одновременно смеяться и плакать. Потому что я больше не одна против этого мира. Теперь у меня есть шанс вернуть свою жизнь. Заставить со мной считаться.

Радость гаснет слишком быстро… даже если это точка входа — что дальше?

Что мне с этим делать без мага воды, без рун?

Я поднимаюсь, собираю карты и прижимаю к груди. Холод пробирается под кожу, но сейчас это не важно.

Нужен инструмент. И кто-то, кто поможет пробиться к источнику и не разнесёт всё к чёрту. Нужна команда. А главное нужны средства, которых нет.

У меня всего тысяча двести капель. Этого не хватит ни на мага, ни на чертёж. Разве что на чертову лопату. А речь идёт о воде. О богатстве. О ресурсе, за который убивают.

Я поднимаю взгляд на башню крепости и вдруг понимаю: одного энтузиазма мало. Придётся потянуть за самую противную нить в моей жизни. Мужа.

Пока я возвращаюсь в покои, внутри разворачивается спор: гордость против практичности.

— Просить? У него? У этого надменного драконьего выродка? — фыркает гордость. — Ха! Да я лучше воду из воздуха добуду.

— Ага, добудешь. С помощью чего? Желания? — сухо отзывается практичность. — Это самый быстрый доступ к источнику: эффективно и дёшево.

— Зато с унижением в комплекте, — бурчит гордость.

— С водой в комплекте, — парирует практичность. — А без неё скоро пойдут счёты — с долгами и жаждой.

— А честь?

— А еда?

Упрямо сжимаю губы.

Гордость важно разворачивает мантию.

Практичность в ответ предъявляет списки расходов.

И, к несчастью, побеждает бухгалтерия.

Я всё ещё жена Каэля, так пусть заботится. По закону.

Вхожу в комнату, убираю карты и начинаю мерить шагами пол, раз за разом возвращаясь к одному вопросу: писать Каэлю или нет?

43. 36. Из соли, иглы и упрямства

Шесть новых ртов, один выведенный из строя топор, старые балки, туманная перспектива содержания замка…

Я опускаюсь на край кровати и упираюсь локтями в колени.

Капли. Без них ни укрепить стены, ни добыть воду, ни нанять специалиста для вскрытия жилы. Руды, которую можно продать, на этих землях нет. Фермерство? Слишком затратно. Да и без воды тут даже лук загрустит. А если загрустит лук — грустно будет всем.

Надо с чего-то начинать. С бумаг, например.

Я поджимаю губы. Но даже если в крепости остался хоть какой-то доход, капли Каэля не помешают.

Изнутри всё ещё скребётся гордость, но здравый смысл её заглушает. Каэль — законный муж. И теоретически заинтересован в том, чтобы его жена не умерла от жажды в развалинах. Хотя бы из политических соображений. Не из любви уж точно. Хотя… может, наоборот? Может, ему моя смерть была бы удобна?

Решаю отложить это на потом. Сначала иду на завтрак, потом навещаю экономку и спрашиваю, как обстоят дела с запасами.

Лавейл вручает мне папки, перевязанные старой тесёмкой. Внутри всё, что она сумела собрать: описи кладовых, журналы расхода продуктов, ведомости по мылу, белью и дровам, списки слуг с пометками «сбежал», «умер» и «не появлялся с весны».

Отдельно лежат её собственные записи: кто ленив, кто надёжен, кто ворует хлеб. Всё вразнобой, на разной бумаге, с приписками на полях вроде «этот лакей снова проверяет, сколько кирпичей может выдержать моё терпение» или «прачка опять забыла про запасы мыла, обсудить».