На это лишь согласно кивнула и промолчала. Всё это я и не собиралась вплетать в венок. Эйгилю я могла отдать только любовь вместе с венком. Больше ничего. Но он добрый и умный малый. Должен понять меня. 

Да, я его не любила. Но, может, из моего хорошего отношения и прорастёт любовь? Эйгиль ведь неплохой, неплохой…

Грустно думая о скорой Вальской ночи, тоскливо выглянула в окно. Испуганно вскрикнула и выронила веретено.

— Кара? — тётушка Вива обеспокоенно заохала.

— Кольнуло что-то, — отбрехалась я, вновь выглядывая в окно. — Пальцем задела.

На самом деле в наступившей темноте я увидела волка. Он бродил между деревьев нашего сада и пристально разглядывал меня. Взгляд голубых глаз завораживал.

— Тётушка, — я обернулась всего лишь на миг, желая и её спросить про этого странного волка. — Вы…

Снова выглянула в окно и увидела только прохладную ночную темноту. Волка уже не было.

— Что, Кара?

— Ничего, тётушка. Ничего, — принялась привычно крутить нить. 

Всё это глупости! Не видела я там никакого волка! Это всё эти сказочки и мой страх. Собаки бы уже с цепи рвались, а не молчали.

— Ничего...

3. Глава 2

В эту ночь спала я беспокойно. Всё ворочалась с боку на бок, будто простынь усыпали хлебными крошками. Мне это все жутко мешалось и ужасно кололось. Снова выдохнула и привстала на локте.

Олав спал чуть поодаль. Его тёмные кудри чернели на светлой ткани подушки. Как же мой братец похож на нашего отца! Почти одно лицо. Такой же нос картошкой, густые брови и всегда бледные губы. Только глаза мамины. Светло-орехового цвета. Они напоминали мне о ней каждый раз, когда Олав смотрел на меня.

Тормуд и Григор. Они тоже были похожи на отца. Но не так сильно. Может, это к лучшему, что Олав про них не знает? Иначе мне пришлось бы многое ему объяснять…

— Спи, мой Олав. Спи… — коснулась губами гладкого, ещё чуть по-детски выпуклого лба брата. — Спи.

Выдохнув, попыталась устроиться, но память жгла меня раскалёнными щипцами. Почти такими же, какие часто красовались в руках у отца. Стоило подумать об этом, как я почувствовала жар кузницы у себя на лице. Так бывало всегда, когда распахивала двери, чтобы радостно поделится чем-нибудь с отцом.

Вместе с ним, плечом к плечу, всегда работали мои братья. Старший, Тормуд, уже давно выбрал себе невесту, и вскоре должна была быть свадьба. Он часто работал в рубахе, что ему подарила Адела. Украшенной той красивой защитной вышивкой, тонкой вязью расползающейся вдоль ворота красной нитью. Адела очень постаралась, чтобы моего брата Боги хранили как зеницу ока. Григор был младше меня почти на три зимы, но всегда пропадал в кузне. Он вился хвостом за отцом, впитывая в себе тайны той магии, что мне была недоступна. Пусть отец и видел, что меня манил этот алый мерцающий металл. Что меня тянуло к этому жидкому потоку, плавно принимающему нужную форму в тщательно выдолбленной заготовке. Но разве девочке можно работать в кузне?

На мне был дом и сад. А ещё новорожденный Олав. 

Закрыв глаза, плавно выдохнула. Воспоминания были такими яркими, что я почувствовала болезненную сладость. Ещё чуть-чуть, и окажусь дома. Меня вновь обнимет мама. Её мягкие тёплые руки пройдутся по моей голове, даря ласку. И запах хлеба. А ещё дров, шерсти и яблок. Почему-то всегда пахло ими. Яблоками. Так ярко, свежо и хрустко. 

Размеренно вдыхала и выдыхала, не смея надышаться всласть хотя бы воспоминаниями.

Я дала себе слово, что буду жить ради Олава. Ради него одного! Хотя бы у него должно быть детство. У меня оно почти было. Почти.