Или волк, но тот, из легенд?

Что, если он ринется за нами?

Увидев в темноте леса позади себя два светлых пятна, струхнула не на шутку: белая шерсть отлично виднелась между толстых стволов деревьев.

— Эрна, быстрее!

Солнце высушивало своим пылким жаром всё вокруг. Даже облака разбежались. Мы же с Эрной, стянув мешающие платки, мчались по знакомому полю в деревню, едва не стирая ноги в кровь. Даже усталость не чувствовалась, таким сильным оказался страх.

Когда показались первые заборы, Эрна резко остановилась и безвольно рухнула в тень ближайшего плетня. Обмахиваясь платком, таращила на меня широкие от ужаса глаза и задыхалась от изматывающего бега. Хватая ртом воздух, пыталась что-то сказать, но ничего не получалось.

Я бросила корзинку себе под ноги и вцепилась в теплый верх плетня. Хрипя, торопливо бормотала и ловила на себе косые взгляды жителей деревни.

— Эрна… ты… ты… их видела?

— Кого… их? — подруга бормотала в ответ, облизывая пересохшие губы.

— Волков. Белых.

— Нет. Не видела, — подруга утёрла платком лицо и с кряхтением села. — Ты же знаешь, у нас таких не бывает. Тебе померещилось.

Разубеждать Эрну в обратном я не стала. Я видела именно белых волков. 

Им очень не понравилось, что мы с подругой забрели на их полянку. В том, что она именно их, я не сомневалась.

Весь вечер я просидела у окна. Самая светлая и просторная комната в доме тётушки казалась слишком пустой. Сегодня я не стала звать подруг, а тётушка — знакомых. Мы молча встречали сумерки. 

Я ничего не рассказала Виве об утренней прогулке за болото. Она бы не только меня пожурила, но и стала бы охать и причитать. Хватит того, что осталась недовольна полупустой корзинкой: ягод в ней я принесла на дне.

Олав устал изображать всадника и теперь просто жался ко мне, любопытно выглядывая в окно. Мой младший брат пытался понять, что же я там высматриваю. А мне всё мерещились глаза. Не человечьи. И не звериные. Я сама уже начала сомневаться, что я видела в тех густых сумерках, что напоминали мне вязкий кисель: вот так дотронься рукой и почувствуешь липкую мягкость.

Разве бывают у зверей голубые глаза?

А у этих волков были. 

Я видела их, кажется, даже сейчас. Моргнула пару раз, и пугающее наваждение исчезло. Правда, ненадолго. Скоро я снова увижу их, эти глаза.

— Кара… — Олав сонно потёр лицо, — а расскажи про маму и папу.

Это была его любимая “сказка”. Взяв брата на руки, прижала его к себе. Олав нежно обхватил меня и прижался щекой к моей груди. От этого на сердце тошно стало. Сглотнув мерзкий ком, удержалась от слёз.

— Что ты хочешь, чтобы я рассказала?

— Какими они были?

— Какими? — задумчиво переспросила, поймав на себе грустный взгляд тётушки. Пожалуй, эту беду она переживала так же сильно, как и я. — Какими… Ну, папа был высоким. С большой и окладистой бородой. Пусть она и оставалась чёрной, как смоль, в ней уже виднелась седина. Волосы папа всегда подвязывал и старался обрезать коротко. Работа в кузнице тяжёлая, — закрыла глаза и полностью погрузилась в воспоминания. — Когда он заходил в дом, всё вокруг наполнялось странным теплом. Громкая, тяжёлая поступь. Немного низкий, но радостный голос. А руки! Они были громадными! Мозолистыми, грубыми. Но мне нравилось, когда папа гладил меня по голове, пусть и волосы цеплялись…

Я начала захлёбываться воспоминаниями. Они как бурный поток уносили меня слишком далеко. Я выхватывала какие-то обрывки, перескакивала с мысли на мысль. Пыталась уцепиться за что-то…

Слёзы жгли лицо. Олав почти спал. Мой рассказ об отце изрядно его утомил. Поглаживая брата по голове, покачивалась взад-вперёд.