Превозмогая боль, растерянно ковыляла между деревьев, пытаясь понять, куда же мне идти. Всё вокруг мельтешило и сливалось в одно мутное нечёткое пятно.

Утерев кровь и грязь с лица, шмыгнула носом и горько расплакалась: почему этот волк не забрал меня с собой? Если он и вправду из тех легенд, если он и вправду… может принять человеческий облик. То почему же пугает меня, ходит вокруг, но так и не покажется мне? Почему?

Ноги сами вели меня, а я послушно брела, не знаю куда. Просто шла. Правая нога отзывалась едкой болью, которая со временем притупилась и стала чем-то обыденным.

Набредя на знакомую тропинку, радостно выдохнула: костёр ещё горел! Я вышла!

Закусив губу, быстро заковыляла к деревне. Назойливые слёзы текли и текли, отчего всё вокруг плыло. Но яркость красок становилась всё сильнее и сильнее.

Замерев на полдороги, вскрикнула и рухнула на землю на колени, совсем забыв о боли.

Это горел не костер.

Горела деревня.

— Олав! Ола-а-ав! — крича, бросилась по улице. Боль в ноге теперь казалась такой мелочью.

Всё вокруг тонуло в едком марева пожара. Дома полыхали будто сухой хворост. Огонь просто слепил. Слепил не только светом, но и самыми жуткими воспоминаниями.

Как горел родительский дом. Я отчетливо помнила это. Запахи, звуки. Как падали горящие балки, как всё тонуло в дыму. Как легкие горели не хуже деревянных стен от сухого воздуха и копоти. Это жуткое чувство, когда начинаешь понимать, что задыхаешься, что дышать больше нечем. А на руках маленький пищащий комочек, плачущий новорожденный брат, оставшийся, как и я, сиротой.

— Олав!

Мой крик тонул в треске дерева. Я лишь бессмысленно надрывалась, натыкаясь на странную пугающую тишь. Никто не кричал. Никто не плакал.

Где все жители? Почему никто не бежит по дороге из деревни? Почему никто не пытается потушить огонь.

Ответ на свой вопрос я нашла слишком быстро. Свернув к дому тётушки, подняла кучу странной пыли, задев странный холмик почти на середине дороги.

Светло-серый пепел. Он лёгким облачком взлетел вверх, быстро прилипая к моим мокрым от ночной росы ногам. 

Пепел.

Застыв на месте, захлебнулась криком.

Пепел. Везде. Размазанными полосами. Маленькими и большими кучками на дороге, во дворах…

— Олав! — я бешено кричала, вцепившись руками в волосы. — Олав, где ты?

К дому тётушки я выбежала в диком страхе. Увидев, что крыша только начинала гореть, без раздумий бросилась внутрь. Если только брат жив! Если только он жив! Только он был жив!

— Тётушка? Тётушка Вива? — я кашляла от дыма, оглядываясь по сторонам. — Тётушка?

Ничего не видно. Только клубы дыма, треск дерева. Запах гари и чего-то сладкого. Такого приторного и липкого… Будто… Но об этом я старалась не думать. Только выкрикивала имена брата и тётушки. Ответом служило молчание. Молчание. Молчание!

Я оказалась в каком-то кошмаре. 

От страха сердце с силой билось о ребра. Слышала этот стук. Хруст костей. Будто что-то пыталось вырваться из меня и сбежать отсюда. Мне самой бы очень хотелось это сделать.

Ощущение захлопывающейся огненной ловушки сводило с ума. Нужно бежать. Беать! Пока не посыпались балки. Пока не полетели угли и горящие обломки. Пока не провалился пол. Пока я не задохнулась. Пока… пока не появились волдыри на моих руках.

— Олав!

Я металась между комнат, заглядывая в каждый угол. Больная нога теперь казалась мне сказкой. Я не обращала внимание на раны и ссадины, на спекшуюся кровь на лице, на разорванную едва ли не в клочья рубашку. В голове гулко билась одна мысль: Олав и тётушка. Где они? Где же они?!