Безымянные подвели его к массивной каменной плите, которая отличалась от остальных камней в зале своим тёмно-багровым цветом. Локвин различил на её поверхности те же символы, что были изображены на крышке саркофага. Их вырезали на гладкой поверхности давным-давно, но каждый из символов был всё так же отчётливо виден.

Безымянные стали кружить вокруг Локвина, произнося почти неразличимые слова. Остальные маги замерли, ожидая. В какой момент блеснули лезвия, никто не успел заметить…

***

Кровь закапала на камень. Поначалу она просто собиралась небольшой лужицей и ничего необычного не происходило. Каждый присутствующий в зале замер в ожидании и казалось, боялся даже дышать.

Лицо Герсая исказилось от мучительного ожидания и нетерпения. У Локвина не оставалось сомнений в том, что именно он первым набросится на него и приговорит к смерти в случае того, если результат проверки будет отрицательным.

Пролитая кровь начала дымиться. Сначала Локвин подумал, что это ему просто мерещится. Может быть, переволновался, или всему виной какая-нибудь здешняя иллюзия. Но вскоре он понял, что и другие видят то же самое, что и он.

Маги, хоть и ожидали чего-то подобного, всё же в самый ответственный момент невольно попятились, вздохнули, обменялись быстрыми взглядами, а после уже не отрывались от каменной плиты.

И там было на что посмотреть. Кровь, продолжая дымиться, теперь начала своё собственное, независимое от других сил, движение. Она растекалась по многочисленным желобкам и трещинам, заполняла, высеченные в камне иероглифы и символы, которые тут же начинали светиться.

Этот свет был сначала очень тусклым, едва заметным, но со временем начал разгораться и пульсировать, словно внутри камней были настоящие живые сердца.

Локвин хотел отпрянуть, но не смог. Его ноги будто бы приросли к полу. Он услышал, идущий откуда-то из самых глубин земли стон. Звук всё нарастал, становясь невыносимым.

Локвин содрогнулся, поморщился от боли, которая пронзила всё его тело. Остальные как будто ничего такого не слышали. Они лишь продолжали молча и заворожённо смотреть на растекающуюся кровь, которая жила своей жизнью.

Стон, меж тем, начал потихоньку меняться. В нём теперь можно было различить отдельные голоса. Локвин испуганно замотал головой во все стороны, пытаясь прислушаться и разобрать хоть что-то из сказанного.

Они взывали к нему. Спрашивали его имя. Называли свои. Поначалу Локвин честно пытался запомнить их, но в конце второго десятка сбился и просто позволил им делать то, что они хотят.

Голоса теперь звучали так же чётко, как если бы, пришедшие духи, стояли сейчас в зале во плоти. Локвин уже видел их призрачные, полупрозрачные очертания.

Все они были здесь. Воины и мудрецы, великие чародеи и лекари. Добрые и справедливые стояли бок о бок с жестокими безумцами, погубившими сотни и тысячи жизней.

Некоторые из них поднимали свои призрачные мечи в знак приветствия, другие слегка склоняли головы, но все неизменно были рады ему. Локвин уже забыл какого это — чувствовать такую принадлежность к семье. С тех пор, как несколько лет назад в автокатастрофе погибли его родители, он остался совсем один…

— Теперь с тобой мы, — услышал он громкий, властный голос.

К нему шёл сам Ёсиго. Бывший глава клана, ступая полупрозрачными ногами по камню, остановился у самой ритуальной плиты. Потом наклонился и коснулся одного из горящих знаков.

К большому удивлению Локвина, дымящаяся кровь осталась на пальцах Ёсиго, когда тот поднял руку и с любопытством начал её рассматривать.