– Привет, – слабо улыбнулся Вальков. – Как договаривались… я приехал.

– Проходите, Герман Сильвестрович, – отозвался бархатистый женский голос – слишком правильный, выверенный, словно актриса читала по роли. Ни жизни, ни будничности – а сцена из фильма.

Вальков шагнул внутрь. Хозяйка закрыла за ним дверь, плавно, без звука.

– Опять кошмары? – спросила она, уже в коридоре.

– Да… сам не пойму, – отмахнулся Валет, оглядываясь. – Раскинешь карты?

– Пойдёмте… Посмотрим, что за тень стоит за вашей спиной.

Квартира напоминала не городское жильё, а лавку чародейки. Пол устлан восточным ковром, в воздухе – аромат полыни и чего-то терпкого.

Вошли в комнату. Окна плотно зашторены тяжёлыми бархатными портьерами, свет идёт от десятка свечей в бронзовых подсвечниках. На стенах – гравюры с символами, которые можно принять за старинные или просто модные. По полкам – вычурные железные банки с зеленым налетом, что внутри – неизвестно. Стопка книг с потёртыми корешками: «Ключ Соломона», «Оракул теней», «Сумеречная астрология».

Посреди комнаты два одинаковых кресла напротив друг друга, с изогнутыми ножками. Они были словно выдернуты из старинной фотокарточки: потемневшее дерево, резные подлокотники в виде змеиных тел, сиденье и спинка – обиты тускло-вишнёвой парчой с вытертым узором. А между креслами стоял маленький круглый столик, покрытый чёрной скатертью с вышитой пентаграммой.

– Садитесь, Герман Сильвестрович, – гадалка плавно присела напротив, вытаскивая карты. – Сейчас всё станет яснее… Или, наоборот, туманнее. Как пойдёт.

– Уютненько у тебя тут, – хмыкнул Вальков, оглядываясь. – И одновременно жутковато. Сколько раз был – никак не привыкну.

Вальков откинулся со вздохом на спинку, поёрзал, поводил глазами, будто искал что-то.

– У тебя есть выпить? – облизнул он пересохшие губы. В последнее время он крепко налегал на алкоголь, нервы играли скрипкой без смычка.

– Нельзя, Герман Сильвестрович, – мягко, но твёрдо ответила гадалка. – Перед сеансом спиртное закрывает потоки. Алкоголь мутит восприятие, размывает границы между правдой и вымыслом. Душа становится глухой, лживой. Даже карты это чувствуют – путаются, уводят не туда. А мне нужны вы – настоящий. Незамутненный, настроенный. Иначе говорить мы будем не с судьбой, а с демонами.

– Ладно… Черт с этой выпивкой… давай уже, вещай, Ванга.

Гадалка ничего не ответила, только слегка улыбнулась уголками губ. Пока Вальков еще что-то бубнил, её тонкие пальцы извлекли из-под столика старую колоду.

Карты были затёртые, с местами «махровыми» краями и пожелтевшим рисованным кантом – видно, далеко не новьё. На рубашке тиснение: выцветший рисунок солнца. Колода выглядела «настоящей», хорошо поработавшей – не из тех, что блестят глянцем в лавках эзотерики. На лицевой стороне вместо привычных игральных мастей – рисунки с лёгкой сепией времени, выглядели – будто сделаны вручную. Волки, вороны, лилии, замки, звёзды… Всё это смотрелось тревожно и завораживающе.

Гадалка тасовала неспешно, будто шепча и переговариваясь с каждой картой. Закончив, провела ладонью над колодой, словно сдувая с неё невидимую пыль. Затем вытянула три карты, разложив веером перед собой. Они легли на черную скатерть столика, как будто сами выбрали свои места.

– Первая – прошлое… – проговорила она почти шёпотом, переворачивая карту. – На ней – «Башня». Старая, одинокая, треснувшая по основанию. Гром ударил в вершину, обрушив флаг. Символ разрушений, старых грехов, неотмоленных долгов.

Вальков фыркнул.

– Ну, с прошлым у меня всё ясно.