— Вы мне выдвигаете какие-то условия?! – он недобро прищурился, и упырь лишь отрицательно мотнул головой, прикрыв глаза.

— Нет, ваша милость, — прогудел упырь. — Это ни в коем случае не условие и не угроза. Вас пригласили сюда не для того, чтобы угрожать или демонстрировать свою власть и мощь. Но вас пригласила дама, — голос дворецкого интимно понизился. — И она хотела бы сохранить инкогнито. Я знаю, вам теперь крайне любопытно узнать, кто это такая. Но вы, как истинный джентльмен, думаю, воздержитесь от шагов и жестов, которые поставили бы под угрозу тайну дамы. Поэтому вам надлежит встать там, где я укажу, и не пытаться приблизиться к Герцогине и каким-либо иным способом попытаться разглядеть ее лицо.

— А если эта дама серийный убийца? — вкрадчиво поинтересовался плохо воспитанный Рэй. Дворецкий бросил на него высокомерный взгляд, мученически закатил глаза и насмешливо фыркнул.

— Эта дама, — голосом, полным уважения, величественно произнес он, — сдерживает все темные силы этого города в своих руках! Если б не ее власть, вы, ваша милость, носили бы не шелковые рубашки, а пропахшие кровью, гарью и потом сутаны, как в хорошо забытом прошлом. Поспрашивайте вашего батюшку, каково оно было. Дама эта сдерживает многие недобрые порывы, ваша милость. Вы с нею на одной стороне.

— Да она просто ангел во плоти, — хихикнул Алекс.

— Точно, сударь. Так и есть. Только крылья ее черные, — серьезно ответил упырь.

— Значит, кто-то презрел ее власть? Говорят, в городе снова убили кого-то? Так что не такие уж крепкие ее поводки, — вкрадчиво заметил Алекс. Дворецкий снова закатил глаза, всем своим видом показывая, как ему невыносимо пояснять что-то глупому юнцу.

— Ее Высочество озабочена этим не меньше вашего, сударь, — с достоинством произнес упырь, перестав строить рожи. — Вы же знаете, власть не бывает абсолютной. Всегда кто-то ее не приемлет и считает себя выше установленного закона. Но это вовсе не означает, что герцогине безразлично такое поведение. Так что прошу вас — побольше уважения!

С этими словами упырь указал Тристану и его свите на лестницу, ведущую на второй этаж.

Ах, не зря Густав говорил о театре! Тристан, спеша на эту странную встречу, точно ощущал возбуждение и волнение, словно перед хорошим и интересным зрелищем.

В неярком свете оплывающих свечей — фу, какая древность, есть же приличные газовые фонари! — вся компания дошла до роскошных раззолоченных дверей, и молчаливые оборотни в состоянии полуоборота, в нарядных ливреях, открыли их перед инквизитором, аккуратно повернув ручки.

— Держитесь света, инквизитор, — хрипло вымолвил один из них. Тристан мельком глянул на него; у оборотня было злющее волчье лицо, разодранное когтями, неровно и грубо сросшееся. Шрамы были старые, лишенные шерсти, белые. Они стянули вверх губу на верхней челюсти, изуродовали веко и исполосовали лоб. А на волчьем горле были видны следы давно зажившего укуса.

Видимо, кто-то пытался перегрызть ему глотку. Но что-то пошло не так.

Тристан шагнул в комнату, и навстречу ему жарко пахнуло десятками сладких ароматов, соткавшихся в темноте в один неповторимый запах. Густав, у которого было чрезвычайно острое чутье, расчихался, заворчал и отступил назад, утирая градом катящиеся слезы.

— Ваша милость, — пробормотал несчастный оборотень. — Пожалуй, мне лучше тут побыть. Там своими чиханиями — апчхи! — я вам испорчу все переговоры — апчхи! Но если что, я на страже!

Оборотни герцогини кивнули ему — да, да, это хорошая идея! — и дальше в комнату к таинственной хозяйке Тристан прошел в сопровождении лишь своих сыновей.