— Что у вас произошло?

Моя стена, оказавшаяся не прочнее стекла, затрещала, и её воображаемый звон был слышен в ушах.

Но как я могу оставить это без внимания и не попытаться хоть что-то сделать? Ведь я – не он. Я - не равнодушная оболочка из костей и мяса, которой плевать на других. Вот только на моих глазах его образ хамоватого мальчика, презирающих все, что движется на этой планете, и человека, не имеющих никаких чувств, рассыпался.

— Это не твое, блять, дело, — каждое слово, произнесенное со злостью, было пропитано токсинами.

Но еще была боль. Дикая боль и, наверное, страх, что уже невозможно скрывать.

Максим отшвырнул мою руку и резко встал, делая шаг, пытаясь обойти меня. По привычке он открыл глаза, но мазь, что была обильно нанесена на его веки, моментально попала в них.

— Сука, — зашипел он, закрывая глаза, стараясь вытереть все краем футболки, оголяя торс, но делал только хуже.

Барский решил опять сбежать и закрыться от всех. Шипя от рези и жжения в глазах, попытался идти, но снова споткнулся о ножку столика.

— Сядь, — мягко попросила, толкая его за плечи обратно на диван.

Уворачиваясь от меня, словно маленький ребенок, он не сразу дал посмотреть на нашу небольшую аварию. Кожа вокруг глаз сильно покраснела, а слезы уже обильно текли по щекам. Я взяла Макса за подбородок двумя пальцами, заставив оставаться неподвижным, пока я промываю его глаза водой, устраняя мазь.

— Почему твоя мама плакала? — аккуратно спросила, решив зайти с другой стороны.

Он открыл глаза и попробовал несколько раз моргнуть. Удостоверившись, что мази в них нет, и она больше не щиплет, спокойно прикрыл их снова. Его челюсть сжалась, а черты лица вновь заострились, будто бы он снова хотел выплюнуть очередную гадость.

Барский резко выдохнул.

— Я согласился кое на что.

14. Глава 13

Максим

Часом ранее…

У отца были самые тяжелые шаги из всех в этом чертовом доме, что стал моей личной тюрьмой вот уже на протяжении двух лет. Именно они сейчас стучали по барабанным перепонкам, словно кувалдой по железу, пока он нервно расхаживал по комнате из стороны в сторону.

— Надейся, чтобы эта девчонка не подала на тебя в суд, — пугал отец, остановившись на секунду и прекратив пытки моих ушей. — Теперь надо просить их прикладывать к резюме справку от психотерапевта.

Он что-то еще причитал о том, сколько денег я сливал в унитаз, когда, будучи зрячим, кутил с друзьями, и даже теперь умудряюсь тянуть из его кошелька немалые суммы на покрытие морального ущерба. Я почти его не слушал, откинувшись на диване и подставив лицо под летние лучи солнца, наслаждаясь их теплом через оконное стекло.

— Она вернется, — еле слышно сказал я, когда жужжание отца над ухом стало почти невыносимым.

Хотелось верить в собственные слова. Хотелось снова ощутить такой приятный ежевичный запах её духов.

Сегодня пошли третьи сутки, как Виктория уехала из нашего дома. Но без вещей. Стыдно признаться, но как-то вечером я имел наглость зайти в её комнату. И вдохнул с облегчением, когда на прикроватном столике нащупал пару книг и какие-то флакончики. Открыв каждый и понюхав, я даже расстроился, не найдя среди них ежевичный запах. Когда я только успел на него подсесть…

Человек может забыть какую-то вещь в шкафу, собираясь, но оставить личные вещи на самом видном месте было практически нереально. А это значит, что она еще не приняла точного решения об увольнении.

В кого я превратился? Настоящий моральный урод с садистскими наклонностями. Да, я любил издеваться над всеми своими сиделками. Это забавляло – проверять их на прочность и слышать гневную тираду в свою честь. Но то, что случилось с Викторией… Это было слишком даже для меня. Хотел пощекотать ей и себе нервы, но разрушать её изнутри точно не входило в мои планы. И то, что я был пьян в тот момент, когда запирал в шкафу человека с клаустрофобией, явно мало меня оправдывало.