— Что за операция?

— На мозге, — совершенно спокойно отвечает старик, словно говорит о каком-то пустяке.

— Вы ошиблись пациентом, — усмехаюсь я. — У меня проблема с глазами, а не с головой.

— Операция называется лоботомия.

15. Глава 14

Максим

По коже прошелся мороз, вздыбливая каждый волосок.

— Лоботомию разработал в 1935 году португалец Антониу Эгаш Мониш. Он выдвинул гипотезу, что пересечение афферентных и эфферентных волокон в лобной доле может быть эффективным в лечении многих болезней.

— Гипотеза? — спросил я хрипло.

— Это своего рода эксперимент. Но он будет осуществлен, конечно же, только с вашего согласия, потому что этот метод лечения запрещен.

— Вы точно ненормальный, раз пропагандируете такие методы.

— Забыл добавить «действенные».

Все мое сознание и инстинкты топили за то, чтобы прекратить это здесь и сейчас. Но, наверное, отчаяние с долей любопытства побудило спросить:

— И что… Как это происходит?

— Мы возьмем острый предмет с зауженным концом. Напоминает тоненький ножик. И приставим его к кости вашей глазной впадины. Чтобы ввести инструмент, потребуется один точный удар молотком. Острие войдет в ваш мозг, достигнет лобной доли, и я проверну его один раз, разрушив тем самым нейронные связи между отделами мозга. Я удалю ненужную часть. Вот и все.

Я отрицательно замотал головой, не представляя, насколько же нужно впасть в отчаяние, чтобы согласился на такое.

Всего один удар молотком…

Сердце грохотало в груди. Меня затошнило от представления, как в мой мозг проникает что-то острое.

— Вы сказали, что это эксперимент, — произнес я, подавляя рвотные порывы. — Это может и не сработать?

— Шансы пятьдесят на пятьдесят.

— А в случае провала, эти пятьдесят процентов…

— Летальный исход, — сухо произносит Виктор.

Впервые за два года темнота в глазах дрогнула. Наверное, из-за того, что у меня начала кружиться голова. Я вцепился в мягкую обивку подлокотника, чтобы удержать равновесие.

— Уходите. Я ни за что не соглашусь на это дерьмо.

— Максим, а чем вы рискуете? — его тон слишком спокойный для человека, который собирается копошиться в моих мозгах. — Светлана сказала, что вы ведете затворнический образ жизни. Я бы сказал, это больше напоминает существование: никуда не выходите, ни с кем не общаетесь.

Существование.

Вот оно – слово - триггер, которому я сам редко позволял пронестись в своей голове. Потому что это было омерзительной правдой.

— Убирайтесь! — срываюсь на крик, предчувствуя, к чему он клонит.

— Опасаетесь потерять жизнь, ценность которой вы давно утратили? Или боитесь обрести прежнюю, потому что она тоже потеряла смысл? — я игнорирую его вопросы, в которых каждое слово больно бьет в самую цель. — Подумайте над этим.

С этими словами снова раздался скрип мебели. Этот псих поднялся с кресла, и его шаги постепенно отдалялись в сторону двери.

Ненавижу, когда кто-то прав. А сейчас был именно этот случай. Боялся ли я умереть? Да, конечно. Но в то же время я чувствую, что умер еще два года назад, падая с этой хреновой лестницы. Я больше не жил с того момента ни дня. Запершись от всех в своей комнате и собственной голове, где вечная темнота стала для меня комфортным и вечным спутником.

Надоело так … существовать. Я больше так не могу.

Виктор, как и все врачи, должен помогать другим. Но именно своей жестокостью и прямолинейностью он меня и подкупил.

— Когда вы хотите провести операцию? — мой голос слишком тихий, чтобы скрыть внутреннюю дрожь, потому что я уже все решил для себя.

Он остановился и не сразу ответил, превращая в пытку несколько секунд своего молчания.