Он лежит открытым на столике возле меня. Одна за другой идут карточки маленькой девочки на руках у этой самой женщины, только помоложе. Значит, у нее есть дочь.

Интересно, почему она не помогает матери, когда та так изнеможена?

Девчонка взрослела и превратилась в красивую барышню с густыми каштановыми волосами. На одном из снимков она стояла у той самой Академии, где я теперь учусь. Так мы можем быть знакомы?

— Узнала? — спрашивает у меня женщина, и я понимаю, что она уже какое-то время стоит в дверях и наблюдает за мной.

— Это ваша дочь? Очень красивая, — улыбаюсь я.

— Была красивой, — отвечает госпожа с такой болью, что она откликается в моем собственном сердце. — Ее зовут Ларетта. Но вы и так это знаете, да, леди Сьерра?

8. Глава 8. Озорник

Меня поражает такой шок, что я не могу пошевелиться.

Смотрю во все глаза на эту несчастную женщину и понимаю, что сейчас натворила. Я привела монстра к женщине, которая едва не потеряла дочь по вине той, в чьем теле я нахожусь.

Паника колоколом бьет в мозгу, я не могу из себя выдавить ни слова.

— Я … я… — Только и получается у меня хлопать дрожащими губами.

Женщина горько улыбается, а ее глаза, наполненные болью, скользят с меня на алюминиевую кружку.

— Держи, — говорит, протягивая ее мне. И я, как умалишённая, цепенею на месте.

— Не отравлена, — шепчет она то, о чем я даже и не подумала по простоте душевной.

Напротив, я не могу понять, почему женщина дает воду той, кто едва не отнял у нее самое ценное? Она ведь любила дочь. То есть любит до сих пор, и очень сильно.

Так и смотрю в ступоре на женщину, на протянутую воду, пока не раздается звук хлопнувшей двери.

— Матушка. — Звучит этот голос.

Я должна была его узнать, но слишком обескуражена происходящим. Не опомнилась даже тогда, когда господин ректор во весь рост показался в дверях.

А вот он оказывается куда предприимчивей меня.

Ровное, всегда холодное лицо искажается сначала негодованием, а затем такой яростью, что я ощущаю себя пеплом, развеянным после кремации.

«Он сейчас меня убьет!» — кричит мысль в голове.

Не говоря ни слова, этот мужчина влетает в комнату, хватает меня за руку и тащит прочь из дома несчастной женщины. Лишь когда за нашими спинами захлопывается калитка, и мы скрываемся от глаз хозяйки за кустами, он останавливается, но все еще не отпускает меня.

Я вся судорожно сжимаюсь, ожидая мести. Боюсь даже поднять на него взгляд, но знаю все, что сейчаспылает в его глазах.

— В вас нет ни капли святого, леди Сьерра?! — В голосе столько гнева, что хочется плакать. Почему-то я не боюсь того, что он сейчас может сделать со мной. Напротив, мне так больно, будто его боль стала моей собственной.

Я отворачиваюсь, чтобы мужчина не увидел моих слез, однако ректор воспринимает это как попытку к бегству и притягивает к себе с такой силой, что я едва ли не ударяюсь в его каменную грудь.

— Пожалуйста, пустите, — шепчу я жалобно, потому что от близости мне только хуже. Словно я антенна, перехватывающая сигнал. И чем ближе, тем больнее.

Но ректор и не думает слушать.

— Как вы могли заявиться в этот дом?! Что вы опять затеяли?! — требует ответа он.

— Ничего! — трясу я головой, как провинившаяся первоклашка перед строгим учителем. — Я не знала, чей это дом. Просто увидела, как госпоже стало плохо, и помогла.

— Вы?! — Голос полон недоверия и усмешки. — Помогли?!

— А что вас удивляет? — не понимаю я и тут же вспоминаю, что я не в своем теле, а под личиной его врага. — Люди меняются!

Крепкие пальцы сжимают мое запястье сильнее, и я ойкаю, не выдерживая натиска.