— Нам нужна отдельная комната. И обед. Быстро.

Мы вошли внутрь. Общий зал был почти пуст, за одним из столов сидели двое угрюмых мужчин. Нас провели на второй этаж, в небольшую, но чистую комнату с накрытым на двоих столом. Тишина, которая была нашим спутником в карете, последовала за нами и сюда, став еще более неловкой.

Служанка принесла простую еду — густую похлебку, жареную птицу, хлеб и кувшин с вином. Дамиан принялся за еду молча, с сосредоточенностью человека, для которого пища — лишь топливо. Я же сидела, глядя на свою тарелку. Мои руки, хоть и почти зажившие, все еще были укутаны в легкие защитные повязки. Новая кожа была тонкой и стянутой, а пальцы сгибались с трудом, им не хватало былой силы и ловкости.

Я смотрела на него. На его резкий профиль, на то, как двигается его челюсть, на его длинные пальцы, сжимающие рукоять ножа. Я пыталась сопоставить этого человека с тем существом из сарая, что дышало жаром и говорило голосом, от которого вибрировали кости. Пыталась понять, как в нем уживается холодный, расчетливый лорд и раненый дракон, проклятый собственной любовью.

Молчание становилось невыносимым. Я должна была его нарушить, чтобы не сойти с ума от собственных мыслей. Я выбрала самый безопасный вопрос, какой только смогла придумать.

— Драконий Утес… — тихо произнесла я. Он поднял на меня взгляд. — Какой он?

Он отпил вина, раздумывая над ответом.

— Старый, — наконец сказал он. — Холодный. Построен на костях гор. Это не то место, где цветут сады, Кристен. Тебе там не понравится.

Он сказал это как данность, без злорадства или угрозы. Просто констатировал факт.

Я снова опустила взгляд на свою тарелку. Мне нужно было есть. Чтобы сохранить силы, чтобы выносить ребенка. Я неловко взяла в левую руку вилку и попыталась отделить кусок мяса от птицы. Ничего не получалось. Слабые, непослушные пальцы не могли удержать прибор как следует. Я с досадой бросила вилку.

И тут он пошевелился. Я подняла голову, ожидая увидеть на его лице насмешку. Но он, не говоря ни слова, протянул руку через стол, взял мою тарелку и придвинул к себе. Я замерла, наблюдая за его действиями. Он взял свой нож и вилку и принялся методично, с какой-то отстраненной эффективностью, срезать мясо с костей и нарезать его на мелкие, удобные для еды кусочки.

Закончив, он так же молча пододвинул тарелку обратно ко мне.

Я смотрела на аккуратно нарезанное мясо, потом на него. Он уже вернулся к своей еде, будто ничего не произошло. Этот простой, бытовой супружеский жест выбил меня из колеи сильнее, чем его поведение. Он унизил меня, угрожал мне, вынудил согласиться на интимные отношения. А теперь нарезал мне мясо, как для беспомощного ребенка.

Я не понимала этого мужчину. Совсем.

Этот неожиданный, отстраненный жест заботы сбил меня с толку. В нем не было ни тепла, ни сочувствия, лишь какая-то холодная отстраненность. Но именно это и открыло крошечную лазейку в стене его враждебности. Я решила рискнуть.

— Зачем ты везешь меня в Драконий Утес? — тихо спросила я, когда он снова взялся за свою еду.

Он не сразу поднял взгляд. Долго жевал, сделал глоток вина, словно обдумывая ответ.

— Ты все равно пока не в состоянии понять, Кристен, — наконец произнес он ровным, безразличным тоном. — Когда придет время, тебе все станет ясно.

Это не было ответом. Это была отговорка, еще одна стена, которую он выстроил между нами.

— А теперь ешь, — его голос стал жестче, когда он посмотрел на мою тарелку. — Не смей морить голодом моего сына.

Приказ был ясен. Под его тяжелым, неотрывным взглядом я заставила себя взять вилку и принялась за еду. Куски, нарезанные его рукой, казались безвкусными, но я послушно ела, чувствуя себя не женой, а инкубатором, который нужно вовремя подкармливать.