Он долго молчал, глядя на меня своим бездонным, уставшим взглядом. Мне показалось, он снова проигнорирует меня, но он заговорил. Голос его был тихим и глухим, будто он говорил не со мной, а с самим собой.

— Сложно объяснить тому, кто не дракон. Тому, кто не чувствует мир так, как мы, драконы рода Арден.

Он отвернулся к окну, но я знала, что он по-прежнему говорит для меня.

— Когда я выбрал тебя, я связал нас. Не клятвами перед храмовником. Не кольцами и не бумагами. Эта связь… она не похожа на человеческую любовь. Она глубже. Злее. Древнее. И она не рвется. Даже если ее разрубить топором. Даже если ее предать.

Он замолчал, и я не дышала, боясь спугнуть это откровение.

— Когда такую любовь предают, она не исчезает. Она не меркнет, не угасает и не разбивается. Она чернеет и просто… медленно гниет, — он произнес это слово с тихим, концентрированным отвращением. — И отравляет дракона. Изнутри. Медленно. Год за годом.

Теперь я начала понимать. Не до конца, но общая картина вырисовывалась, и она была куда страшнее, чем я думала.

— Я не мог позволить тебе выйти за другого, — продолжил он. — Не потому, что все еще питал нежные чувства. Они осыпались трухой в тот день, когда я получил твое письмо. Зверь внутри не мог этого позволить, потому что ты уже была нашей. Частью нас. Отпустить тебя означало бы добровольно положить голову на плаху или подставить под топор крылья. А оставить… означало вечно носить в себе этот яд. Эту гниющую рану.

Он наконец повернулся ко мне. В его глазах больше не было усталости. Только холодная, беспросветная пустота.

— Я выбрал второе. Это и стало твоим наказанием. И моим.

Он закончил, и в карете повисла тишина, еще более тяжелая, чем прежде. Я смотрела на него, и впервые видела не просто жестокого тирана. Я видела существо, запертое в одной клетке со мной. Существо, которое само создало эту клетку и само же страдает в ней не меньше моего. Мой побег теперь казался не просто сложным. Он казался невозможным.

— А моя сестра?.. — я не знала, как правильно поставить вопрос, потому замолчала.

Дамиан усмехнулся и посмотрел на меня с откровенной издевкой.

— Ты меня отравила, Кристен. Слепой ревностью, яростью. Дракон внутри требовал разорвать тебя, приковать цепями к стене и мучительно долго использовать твое тело для продолжения рода.

Это звучало ужасно. Настолько, что в груди сперло дыхание.

— Он хотел твоей боли, я дал ему альтернативу.

— Сделав любовницей Лею?

— Любовницей? — он насмешливо поднял бровь. — Я рассчитывал, что она заменит тебя не только в постели.

Однако в его взгляде я не видела торжества, несмотря на ехидную улыбку. Он закрывал ею свою боль, которая читалась в потемневших глазах.

— Получилось? — спросила я, оставаясь холодной, хотя внутри все бурлило от боли и чувства несправедливости. И не только за себя, но и за этого мужчину.

Усмешка Дамиана погасла. Он смотрел в мои глаза и коротко ответил:

— Нет.

Я думала об этом, когда карета начала замедлять ход. За окном показались огни постоялого двора. Мы останавливались на ночлег.

Он объяснил мне природу моей тюрьмы. Вечной, магической, нерушимой. А я, дура, торговалась за право взять с собой саквояж.

Карета остановилась возле какого-то здания, но я не успела ничего толком рассмотреть в окно дверцы. Дамиан встал со своего места и выбрался наружу.

— Пообедаем и продолжим путь.

28. 36

Я выбралась следом за драконом, и меня окутали запахи дорожной пыли, прелой листвы и дыма. Суетливый, низкорослый хозяин постоялого двора уже кланялся в пояс, лепеча приветствия и извинения за скромность своего заведения. Дамиан бросил ему несколько монет и отдал короткий приказ: