Мое тело вовсе не мое. Это в прошлой жизни оно принадлежало только мне. Здесь, в этом мире, оно было чужой оболочкой, инструментом для рождения новой жизни. И если этот инструмент нужно было использовать, чтобы спасти жизнь доброму человеку и купить себе свободу, значит, так тому и быть.

Я медленно подняла на него глаза. Мой страх никуда не делся, он ледяной змеей свернулся в животе, но на лице, я знала, не дрогнул ни один мускул.

— Я согласна.

Слова прозвучали тихо, но в утренней тишине они прозвенели, как удары колокола.

В его темных глазах на мгновение мелькнуло удивление. Он точно не ожидал этого. Не ожидал такой быстрой и холодной капитуляции, которая на самом деле была не капитуляцией, а осознанным выбором. Он изучал мое лицо, пытаясь найти трещину в маске, но не нашел.

На его губах появилась тень холодной усмешки.

— Мудрое решение, — сказал он.

Он кивнул слуге, который все это время стоял неподвижно в отдалении, боясь дышать.

— Верни саквояж госпоже.

Слуга с явным облегчением подошел к нам, поклонился и поставил мой кожаный мешок на землю рядом со мной. Дамиан снова посмотрел на меня.

— А теперь в карету. Не заставляй меня ждать.

Его голос снова стал обычным — властным, холодным, без следа того интимного, угрожающего шепота. Сделка была заключена.

Я наклонилась и подняла свой саквояж. Теперь он казался вдвое тяжелее. Я несла в нем не только мыло и золото. Я несла в нем цену, которую только что заплатила. С высоко поднятой головой, не глядя ни на кого, я подошла к карете и поднялась по ступенькам.

Внутри было просторно и роскошно. Бархатные сиденья, полированное темное дерево. Золотая клетка на колесах. Я села у окна, поставив саквояж у ног. Через мгновение в карету сел Дамиан. Он расположился напротив, заполнив собой все пространство. Дверца захлопнулась, отрезая нас от остального мира.

Карета тронулась. Мы ехали в молчании, глядя в разные окна. Но я чувствовала его взгляд на себе. Чувствовала, как в замкнутом пространстве висит наше соглашение.

Дорога до Драконьего Утеса была длинной. И сегодня ночью мне предстояло внести и первую плату.

***

Мы ехали в молчании. Стук копыт по дороге и покачивание кареты были единственными звуками, нарушавшими гнетущую тишину. Я смотрела в окно на проплывающие мимо деревья и думала только о том, что ночь неизбежно нагрянет.

Не прошло и часа, как Дамиан без единого слова достал из своей дорожной сумки знакомый темный флакон и протянул его мне. Настойка. Я посмотрела на него, потом на флакон. Моя догадка о том, что воспоминания приходят только в его присутствии, кажется, была верна, и он, похоже, пришел к тому же выводу. Теперь он форсировал события.

Я неохотно взяла склянку. Выбора у меня не было. Горькая жидкость обожгла горло, и мир перед глазами качнулся и растворился.

День свадьбы. Я стою в конце длинного зала, похожего на храм, в тяжелом, роскошном платье. Мои руки, сжимающие букет из белых лилий, трясутся так сильно, что цветы дрожат. Каждый шаг к алтарю, где ждет он, дается с нечеловеческим трудом. Меня душат эмоции, но это не радость невесты. Это страх перед его холодной яростью. Это чувство вины за то, что я сделала. Это боль от потерянной любви, которую я сама растоптала. И глухая, бессильная обида — на отца, на себя, на судьбу, которая так жестоко надо мной посмеялась.

Он ждет меня у алтаря. Он невероятно красив в своем черном парадном камзоле, но похож не на жениха, а на палача. Его лицо — непроницаемая маска, но я смотрю в его темные глаза и знаю — у него внутри все черно от боли и ненависти.