Он видел страх в моих глазах. Уверена он способен на все, чтобы доказать свою власть. Куда я снова вляпалась? Еще и Герту за собой потянула.

— Но я готов проявить милосердие, — он склонил голову набок, с любопытством разглядывая меня. — Все зависит от тебя. И от цены, которую ты предложишь.

Он протянул руку и коснулся пальцами моего подбородка, заставляя поднять голову.

— Так скажи мне, Кристен. Чем ты готова заплатить, чтобы я закрыл глаза на предательство Герты и позволил тебе взять с собой твои сокровища.

24. 32

Его вопрос повис в холодном утреннем воздухе, и я лихорадочно искала ответ. Что я могла предложить человеку, у которого было все? Золото? У него его больше, чем у королевской казны. Земли? Он ими владел. Власть? Он был ею облечен. У меня не было ничего, кроме… знаний. Знаний из другого мира. Это была моя единственная, уникальная валюта.

— Я… я могу принести тебе богатство, — мой голос дрожал, но я заставила себя говорить. — Рецепт мыла — это только начало. Я знаю, как создавать другие вещи. Кремы, что делают кожу гладкой, духи с такими ароматами, которых здесь никто не знает. Вещи, за которые знатные дамы будут платить целые состояния. Я отдам тебе все. Все рецепты, всю будущую прибыль. В обмен на жизнь Герты и этот саквояж.

Я замолчала, с надеждой глядя на него. Это было хорошее предложение. Честное. Выгодное для него.

Он смотрел на меня несколько секунд, а потом из его горла вырвался тихий смешок. Он становился все громче, пока не перерос в полноценный, резкий смех, лишенный всякого веселья. Это был смех человека, который только что услышал самую нелепую шутку в своей жизни.

— Богатство? — он наконец отсмеялся, вытирая несуществующую слезу с уголка глаза. — Ты предлагаешь мне то, что у меня и так есть? Ты предлагаешь мне воду, когда я стою посреди океана. Твоя наивность, Кристен, поистине поразительна.

Он шагнул ко мне, и улыбка исчезла с его лица, сменившись знакомым холодным выражением.

— Этого мало.

Его глаза потемнели. В них больше не было ни насмешки, ни злости. Только голод. Темный, первобытный, затягивающий голод, который я уже видела однажды в обрывке чужого, страшного воспоминания. Он смотрел на меня не как на жену или врага. Он смотрел на меня, как на добычу.

Он подошел вплотную и снова коснулся моего подбородка, но на этот раз его прикосновение было другим. Медленным, почти ласковым. Он провел большим пальцем по моей нижней губе, и от этого простого жеста по телу пробежала волна мурашек.

— Я не хочу твои рецепты, — прошептал он, и его дыхание коснулось моей щеки. — Не хочу твоих знаний.

Он наклонился к моему уху, его голос стал еще тише, превратившись в интимный, ядовитый шепот.

— Я хочу тебя. Твое тело. Это моя цена. За жизнь твоей верной служанки и за этот саквояж с твоими сокровищами. Соглашайся, или мы оставим их здесь. И саквояж, и жизнь Герты. Выбор за тобой.

25. 33

Его тихий, ядовитый шепот заполнил все пространство вокруг, вытеснив воздух, звуки, саму реальность. Передо мной был выбор без выбора. На одной чаше весов — моя гордость, мое тело, мое право на себя. На другой — жизнь Герты и мой единственный, крошечный шанс на будущее.

Я думала о Герте, которая рискнула всем, чтобы помочь мне. О ее суровом лице и душевной доброте. Я не могла позволить, чтобы из-за меня она пострадала. Я думала о мешочке с золотом. Это была не просто надежда. Это был мой долг перед самой собой, перед той Машей, которая умерла, и перед тем ребенком, которого у меня отняли. Я должна была выжить и победить. Любой ценой.