Он наклонился еще ниже. Я чувствовала, как от жара, исходящего от него, шевелятся крошечные волоски у меня на висках.

— Куда бы ты ни побежала — на край света, в самую глубокую нору под землей — я найду тебя. Я почувствую тебя. И я верну.

Он смотрел на меня еще несколько бесконечных секунд, вбивая ужас мне под кожу, в самую кровь. Я не могла ни дышать, ни двигаться, парализованная его первобытной волей.

Он тронул горячими пальцами мои губы и выдохнул жаркое дыхание в макушку.

— Даже не пытайся украсть себя у меня, глупая девчонка. Моего терпения не хватит еще и на твои выходки. Я сожму в лапах и сломаю, как горный цветок.

Затем он на миг зажмурился, и когда открыл глаза, оранжевое свечение в них поблекло, втягиваясь обратно в расширяющиеся зрачки, как гаснущий уголь. Жар, исходивший от него, медленно спадал, оставляя после себя лишь запах гари и гнетущую тишину. Он выпрямился, снова став просто высоким, равнодушным человеком, и направился к выходу.

Страх сковывал горло, но мой разум, обожженный этим ужасом, лихорадочно работал. Я увидела не только его ярость. Я увидела его больное место. И это придало мне сил. Я заставила себя говорить. Я должна была понять.

— Если ты так меня ненавидишь… зачем я тебе все еще нужна? — прохрипела я ему в спину.

Он замер у самого порога. На мгновение мне показалось, что он не ответит. Но он обернулся. Его лицо было спокойным, но в глазах плескалась такая черная, вековая тоска, что стало страшнее, чем от его ярости.

— Потому что такова цена, Кристен, — холодно сказал он. — Твое предательство стоило тебе счастья. А мне оно стоило половины души.

20. 28

Стук молотков доносился до самых окон моих покоев. Глухой, методичный, окончательный. Я не видела, но знала — там, за густыми кронами деревьев, мою маленькую лабораторию превращали в гроб. Дамиан действительно распорядился заколотить сарай, как и обещал.

Прошел всего день. Я не выходила из комнаты, отказываясь и от завтрака, и от обеда. Герта молча приносила поднос с едой и так же молча уносила его почти нетронутым. Кусок не лез в горло. В голове стучали только две мысли: «все кончено» и «что делать дальше».

В дверь деликатно постучали, и вошла Лея. Ее лицо выражало вселенскую скорбь.

— Мне так жаль, сестренка, — начала она, присаживаясь на край моей кровати. Ее взгляд был полон сочувствия. — Но сама подумай, скоро у тебя появится сын. Разве можно так себя изнурять? К тому же, ты так сильно обожгла руки… А могло ведь случиться и что-то похуже.

Я промолчала, хотя на языке вертелся язвительный ответ. Если бы не ее любопытный нос, ничего бы этого не случилось.

— Дамиан очень переживает, — добавила она, понизив голос.

Я горько усмехнулась.

— Это он тебе сказал? Или ты сама додумала?

Лея тут же поджала губы и опустила взгляд. Звякнули золотые серьги в ее ушах.

— Я просто знаю, как тебе важны его чувства.

Мне? Нет. А вот твоей сестре Кристен, наверное, было бы больно даже слышать о его чувствах. Особенно от тебя.

Этого я тоже не сказала вслух, просто растянула губы в невеселой улыбке и снова отвернулась к окну. Поняв, что утешения из нее не выйдет, Лея вздохнула и оставила меня в покое. Ее почти сразу сменила Герта, пришедшая забрать поднос.

— Госпожа, не стоит так убиваться. Лорд в гневе, но гнев проходит.

— Дело не в гневе, Герта, — отмахнулась я. — Он отобрал у меня единственное, что давало мне силы. Что мне теперь делать?

Женщина поправила свой белоснежный фартук и на удивление мягко сказала:

— Ваши руки изранены, миледи. Вам все равно нужен покой. Рано об этом думать.