— Господи, какая красота… — прошептала я, осторожно опускаясь на колени и поднимая цветок. Он был прохладным на ощупь, а от лепестков исходил тонкий, едва уловимый аромат, напоминающий ночной жасмин и озон после грозы. Это было не просто растение. Это было чудо, магия в чистом виде. Я посмотрела на Мрака. Он сидел рядом, тяжело дыша, и смотрел на меня своими умными желтыми глазами, словно спрашивая: «Ну как, хозяйка? Хороший подарок?»

— Лучший, — ответила я ему, и он, кажется, все понял, коротко вильнув хвостом.

Мы постояли еще немного, а затем молча повернули к дому. Я несла цветок в руках, как величайшее сокровище, боясь повредить хоть один лепесток, и думала о том, как же странно устроен этот мир.

Вернувшись, я первым делом нашла пустой глиняный кувшин, ополоснула его чистой колодезной водой и, осторожно опустив туда свою находку, поставила на середину большого кухонного стола. И на моих глазах начало происходить волшебство. Буквально за несколько минут бутон, встрепенувшись, начал медленно раскрываться. Лепесток за лепестком, они распускались, являя миру свою неземную красоту. Цветок оказался похож на водяную лилию, но его лепестки были тоньше пергамента и переливались всеми оттенками перламутра. В самой его сердцевине, среди тонких серебряных тычинок, зажглась крохотная, мерцающая точка, похожая на далекую звезду. Комната наполнилась его мягким, призрачным сиянием и дивным ароматом. Я сидела за столом и не могла отвести от него глаз.

Прошло несколько дней. Моя жизнь вошла в спокойное, размеренное русло, какого я не знала, кажется, никогда. Я просыпалась с рассветом, и первым делом шла на кухню — проведать свой цветок. Он не вял. Он стоял в кувшине, сияя и наполняя дом красотой и покоем. Затем я выходила в сад. Мои саженцы прижились все до единого и уже заметно окрепли, жадно тянулись к солнцу. Я пропалывала сорняки, рыхлила землю, поливала свои посадки.

В один из таких дней, работая на грядках, я особенно остро ощутила перемены в собственном теле. Это была не просто усталость от работы. Легкое головокружение, когда резко выпрямлялась, новая чувствительность к запахам. Вчерашний суп сегодня казался мне слишком соленым, а аромат свежескошенной травы — чересчур резким. Я положила ладонь на живот. Он был все еще плоским, но я знала, что это не так. Там, внутри, росла моя тайна, моя надежда. И я поняла, что пора навестить единственного человека в этой деревне, кому я могла довериться.

Оставив Мрака охранять дом, наказав ему быть паинькой, я отправилась в деревню, к знахарке-повитухе. Я шла не спеша, и замечала, как изменилось отношение ко мне. Люди больше не шарахались. Они останавливались, провожая меня взглядами — долгими, изучающими, в которых смешались страх, любопытство и толика уважения. Женщины у колодца прекращали сплетничать, а кузнец, чей молот гулко разносился по округе, на мгновение прервал свою работу.

Знахарка встретила меня на пороге своей избушки, пахнущей сухими травами, и смерила меня острым, всевидящим взглядом.

— А, госпожа. Думала, когда заявишься, — проворчала она беззлобно, пропуская меня внутрь. — Жалобы есть? Что-то не так?

— Нет, — покачала я головой, садясь на предложенную лавку. — Скорее наоборот. Просто… хотела убедиться, что все в порядке.

Она хмыкнула, и в ее глазах блеснул лукавый огонек. Осмотр был коротким, но тщательным. Ее сухие, как кора дерева, но на удивление нежные руки снова ощупали мой живот, она внимательно посмотрела мне в глаза, прислушалась к дыханию.

— Малыш растет как положено, — наконец вынесла она вердикт. — Крепкий будет. Сердечко уже бьется, как пташка в клетке. Тебе сейчас главное — покой, хорошая еда и никаких дурных мыслей. Дитя все чувствует. Вот, возьми, — она протянула мне еще один мешочек с травами. — От дурноты по утрам. Заваривай по щепотке. И приходи через месяц. Послушаем еще раз.