Я оставила его на крыльце, а сама зашла в дом и вернулась с сокровищем — последним кусочком вяленого мяса из корзинки. Села на корточки в нескольких шагах от него и, как заправская дрессировщица на арене цирка, протянула угощение на ладони.
— Иди сюда, жуть моя карманная. Не бойся. Это теперь и твой дом. Ипотеку платить не надо, за коммуналку тоже. Считай, выиграл в лотерею. Главный приз — я. И миска с едой, если будешь хорошо себя вести.
Он долго смотрел то на мясо, то на меня, его желтые глаза были полны раздумий. Еда победила. Он сделал один неуверенный шаг, потом второй. И вот его мокрый, холодный нос ткнулся в мою ладонь, и мясо исчезло в его пасти в мгновение ока. Я осторожно погладила его по загривку, и он не отшатнулся. Первая победа.
Так, мелкими шажками и уговорами в стиле «да тут не страшно, тут только пыль и мыши, но они маленькие», я все же заманила его внутрь. Он тут же забился в самый темный угол холла, сжался в комок и затих там, превратившись в лохматую тень. Ну и ладно. Главное, что он здесь, в тепле и безопасности. Акклиматизируется.
Продолжила день— чаепитием. Я растопила очаг на кухне — на это ушло немало времени, несколько не самых аристократичных выражений в адрес сырых дров и одна сломанная лучина. Но в итоге в чугунном котелке весело заплясала вода, и я заварила «горный чай», купленный на рынке. Аромат, который поплыл по кухне, был божественным! Он пах травами, медом и далекими горами. Я сидела за своим отмытым столом, держа в руках горячую глиняную кружку, и чувствовала себя абсолютно счастливой. Маленькая, но такая важная победа над хаосом.
Пока я наслаждалась моментом, из тени в углу высунулась любопытная черная морда. Мрак, привлеченный запахами и теплом, выполз на середину кухни и уселся, наблюдая за мной. Я отломила ему кусок хлеба, и он съел его с такой жадностью, будто не ел неделю. Так мы и сидели: я пила чай, он грыз хлеб, и между нами рождалось что-то похожее на доверие.
После чая работа снова закипела. Я решила отвоевать у разрухи еще две комнаты рядом со своей спальней. Работа шла по накатанной: вымести, вынести хлам, отмыть.
И вот тут Мрак показал свой истинный характер. Тревожный и запуганный зверь куда-то испарился. Вместо него появился огромный, неуклюжий и невероятно веселый щенок. Он с заливистым, басистым лаем гонялся за моим веником, пытаясь отобрать его. Он с азартом ловил пылинки в солнечных лучах, смешно щелкая зубами. В какой-то момент он обнаружил собственное отражение в ведре с водой и минут десять грозно рычал на наглого черного пса, который оттуда на него смотрел. Я смеялась до слез, глядя на него. Опасная жуть из Гиблого леса оказалась просто большим, глупым ребенком.
Когда я выносила во двор очередной ворох старых тряпок, то заметила движение в кустах сирени у развалившейся ограды. Несколько пар любопытных детских глаз следили за каждым моим движением. Местная разведка. Я сделала вид, что не замечаю их, но когда резко повернулась, кусты затряслись, и оттуда с визгом и криками: «Она нас увидела! Бежим! Магичка!» — высыпалась ватага ребятишек и бросилась наутек в сторону деревни. Я лишь усмехнулась им вслед. Магичка, значит. Ну-ну.
К вечеру я валилась с ног. Две комнаты были отмыты, но я чувствовала себя так, будто разгрузила вагон с углем. Мышцы болели нещадно, голова кружилась. Я попыталась съесть остатки сыра, но к горлу подкатила тошнота. Я списала это на переутомление. Изнеженный организм Оливии, привыкший к пирожным и бульонам, видимо, бунтовал против таких физических нагрузок и простого сыра.