На этом противоречивом основании и строится политико-правовой парадокс: действовать по праву – значит не во всю мощь включаться в политический дискурс; полностью включиться в политический дискурс – значит встать на тропу возможного и неизбежного нарушения правовых норм, поскольку завершенное политическое действие предполагает переход от состояния «до» в состояние «после». В свою очередь, любое состояние «после», как состояние после политических событий и действий, несет в себе новые нормы и правила, которые необходимо осваивать и которые по своей сути отменяют старые правила как политической игры, так, возможно, и человеческого общежития.

Пойти же иным путем – в качестве политического актора понимать как весь объем, так и детали действующего правового пространства и при этой константе совершить эффективный политический маневр, – дано далеко не всем политикам. Это удел избранных. Таковых, как известно, немного. Большинство же политиков страдают пороками – и, конечно же, пороками правовыми. Именно они – пороки предрассудков и тщеславия – играют здесь ключевую роль. И будучи, по Канту, вечными и неотделимыми от человеческой природы, именно они задают устойчивую потребность в существовании правовой матрицы политического процесса.

Получается, что право органично включено в политическое поле, но при этом включено не линейно, онтологически, а парадоксально, как обязательный сюжет или интерьер политических событий. Будучи динамичными по своей природе политические действия с необходимостью требуют статистического нормативизма, хотя сами по себе к нему не склонны, а принимают его свойства и состояния в силу неизбежности и необходимости. Все и сразу неправовым образом действовать не могут. В этом случае неизбежен летальный исход и ликвидация политической работы из общественно-коммуникативной практики и практик человечества, общества, социума.

Получается, что право для политики есть та опора, трение о которую создает развитие. Без права политика просто бы рассыпалась, как рассыпаются тела на скорости, лишенной сопротивления. При этом право не должно потерять тональность сопротивления и не превратиться в преграду, о которую «разбивается» политический процесс как таковой. Право в контексте политического процесса должно выполнять роль постоянного знака-символа, точно указывающего вектор нормативного развития и состояния предосторожности. «Чем больше связи, тем больше гармонии и согласованности в мире, тогда как пустоты и перерывы нарушают законы порядка и совершенства»[49]. «Право должно выполнять функцию иммунной системы и предназначено этому. Поэтому система права автономна в использовании своей схемы правового/неправового. Однако с помощью данной схемы она должна, насколько это возможно, защищать коммуникативную систему общества от множества помех, которые эта система производит сама по себе. Система права должна предупреждать общество путем производства своих ненадежностей и нестабильностей и при этом, конечно, не может действовать „ошибочно“, не может находиться вне ожидаемых проблем»[50].

«Юридические практики и дискурс в действительности являются продуктами функционирования поля, чья специфическая логика двояко детерминирована: с одной стороны, особой расстановкой сил, определяющей его структуру и задающей направление конкурентной борьбе, или, точнее говоря, конфликту компетенций, которые в нем имеют место; и с другой стороны, внутренней логикой юридических текстов, очерчивающих в каждый отдельный момент времени пространство возможного и тем самым универсум собственно правовых решений. Принцип изменения юридического поля заложен в нем самом, то есть в борьбе интересов, связанных с различными позициями. Конфликт компетенций в конечном счете выливается в борьбе символического уровня норм и воззрений и реального процесса конкуренции агентов и институтов за право устанавливать право»