Рене помолчал, подставил лицо ветру. Я немножечко подмерзала через все слои одежды и кокон пледа, а он стоял в распахнутой куртке, на открытой шее влажно поблёскивал кулон – и ни единого признака дискомфорта. А ведь в Альнарде почти круглый год лето, маленькая страна за полукольцом гор не знала снега и проливных дождей.

– А теперь? – вдруг спросил сыч. – Какого мужчину ты хотела бы видеть рядом теперь?

– Никакого, – отрезала я, когда закончила таращиться на непонятливого вельвинда, хлопая ресницами. – У меня теперь, если ты забыл, муж. И как бы я не мечтала о свободе от него, никто нас не освободит друг от друга. До последнего вздоха, вот так. Нет, исключения в законе, конечно, есть, но причины для расторжения брака такие, что… словом, это не мой случай. Может, уже вернёмся под крышу? Прохладно тут.

– Да, сейчас… Ветрено тут, согласен, но хорошо. Иди сюда, теплее будет.

Прежде чем я успела что-то ответить, Рене обхватил меня вместе с пледом и прижал спиной к себе. Я дёрнулась. Для порядка. Потому что по телу сразу же прошла волна тепла, а в объятии сыча я никакой угрозы для себя не почувствовала. Он действительно хотел только поделиться теплом.

– Жаль, – выдохнул он мне в макушку. – Что ты, продолжая строить смелые планы, упорно обрекаешь себя на одиночество. Я уверен, что раздобыть «ключ» и снять запирающее заклинание с замковых стен у нас получится. А дальше…

– А дальше я хочу к морю, – напомнила я. – Я очень давно не видела моря. Поселюсь в приморском спокойном городке, где белые домики с зелёными крышами, цветущие магнолии и наглые чайки. Сниму жильё… мне немного надо.

Рене как-то резко покивал, задевая меня подбородком.

– Да-да, ходить на берег смотреть закаты и рассветы, вязать шаль и плести картины, может быть, начать приятельствовать с соседкой, не любящей совать нос в чужую жизнь, и ходить к ней на чай с лимонным кексом. Дэри! Тебе не семьдесят лет, чтобы одиночество скрашивала пожилая соседка и лимонный кекс!

Я развернулась в его руках, насколько смогла, столкнулась с негодующим янтарным взглядом.

– А чего мне хотеть в оставшийся срок жизни?! Я не гожусь для подвигов и великих свершений, я не жажду мести императору, хотя желала ему смерти и сыпала проклятьями в его сторону, и не надену траур, если объявят о его смерти. Я просто хочу покоя, но такого, который вольна выбирать сама. А не вот эту навязанную заботу с ржавым привкусом решёток на окнах. И нет ничего ужасного в любовании закатами и вязании шалей и пледов.

– Не согласен. – Сыч дёрнул руками, прижав меня к себе сильнее. – Тебе нельзя одной.

Я дёрнулась, чтобы Рене ослабил хватку и он, спохватившись, разжал стиснутые руки. Замер на несколько секунд, прислушиваясь к чему-то, закусил губу. Глаза смотрели мимо меня, на снежные пики.

– А с кем можно? – издевательски уточнила я. – Намекаешь, что в оставшиеся годы жизни надо пуститься во все тяжкие? Забыть о чести и морали, завести интрижку, а то и не одну? Бери от жизни всё, да?

– Почему интрижку-то? – обиженно переспросил Рене, отворачиваясь от темнеющих в стороне гор.

– Потому что, как бы далеко я не сбежала, я останусь замужем и никаких новых отношений не построю.

– Ерунда.

Я выпростала из пледа руку и покрутила перед носом вельвинда оголённой кистью. Той, на которой вился брачный узор.

– Да не такая уж ерунда, Рене. Поэтому тихий городок, беленький песочек и красивые рассветы с закатами. Разве что… Я помню про тебя, моя маленькая сова. Если всё получится, я обязательно потрачу всё оставшееся время на поиски мага.