В темноте я слышала его тяжёлое дыхание и видела лихорадочно сверкающие глазищи, нечеловеческие, завораживающие… Тьфу!

– Прекрати!

Шипела я поздно: Рене уже остановился, но отстранился всего на полшага, на расстояние втиснутого между нами кулака. Так себе предупреждение.

– Прекратил, – подтвердил сыч не без сожаления.

Поднял покрывалко.

Я шагнула под арку, ближе к источнику неяркого света, факелу на стене. Освещение, подпитываемое магией, в этой части замка не использовалось. В неверных отблесках огня птиц казался каким угодно, но не пристыженным и не раскаивающимся, зато я остро жалела о брошенной в спальне, такой нужной, такой замечательной кочерге.

– Бить тебя я не стану. Но если ты ещё раз… – сердито начала я и осеклась, услышав собственный сиплый голос.

Ужас какой.

– Ты же ответила, – хрипло возразил Рене.

– Неправда!

– Правда.

Правда.

Кошмар.

Он прижал пальцы к своим губам, утратившим обычную бледность.

– Невозможно удержаться, лиро.

– Да что на тебя нашло?!

Дурацкий вопрос: восемь отвратительных лет вне привычного тела и наше совместное обитание под одной крышей, вот что.

– А ты не догадываешься? – звенящий шёпот Рене прорезал непроглядную темень. Один из факелов в длинном коридоре погас, двигаться приходилось наощупь, но я упрямо не давала вельвинду свою ладонь. – Дэри, слепой бы заметил: я тебя…

Видимо, в этот момент он остановился передо мной: я с размаху наступила ему на ногу.

– Это я тебя..! – быстро возразила я, отступая назад. – Я тебя сегодня точно покалечу! Иди рядом, пожалуйста!

Рене молча ухватил меня за пальцы и без возражений пошёл рядом. Установившееся сосуществование ломалось тонким льдом в неосторожных пальцах, но вот к этому, едва не прозвучавшему негромким голосом, я была не готова.

– Послушай. Я, быть может, ответила бы на ухаживания другого мужчины, не будь я уже замужем! Не надо напоминать, какой неправильный у меня брак, сути это не меняет: я приносила брачные клятвы, Рене!

– Но разводов у вас не существует! – воскликнул он. – Что теперь, похоронишь себя ради соблюдения этих клятв, которые твой гадёныш ни во что не ставит?!

Я упрямо тряхнула головой.

– Никогда больше так не делай!

– Да я теперь думать ни о чём другом не могу!

Надо было врезать, как просил.

– Рене!!!

Возмущаться я старалась потише, помня об осторожности. К счастью, никого из прислуги мы не встретили, только попался навстречу Шершень, деловито спешивший по своим кошачьим делам, горделиво подняв роскошный хвост.

Дверь комнаты я открывала, полная сомнений. Может, отселить его в соседнюю пустующую спальню? Утащить у Яолы ещё один ключ… После чего, пожалуй, экономка всё же задумается, куда подевалась добрая часть её связки, а там и до разоблачения недалеко.

– Ладно, я поторопился, – без малейшего смирения буркнул Рене мне в спину и сам прикрыл за собой дверь, старательно запер, подобрал кочергу, повертел в руках и убрал в угол возле двери.

Другого извинения от него не последовало. Заниматься имперским мы уже не стали; я поставила на столик скромный ужин, припасённый заранее, и кувшинчик с питьём, к которому птиц немедленно приложился. Я осторожно приткнулась в свободное кресло.

– К тому же по обрывкам сведений, которые удалось из тебя выудить, целой картины о тебе у меня никак не складывается, – попеняла я. – Почему скрываюсь я, ты уже знаешь, а по какой причине ты не хочешь или не можешь вернуться в Альнард, мне неясно. Что ты натворил, почему опасаешься показаться своей семье на глаза, что за семья, в конце концов…

– Не опасаюсь. Я уже говорил: не убивал, не подставлял, не грабил.