– А ридены и веринги таскаешь очень ловко!

– Дурное влияние бродячего цирка, – криво ухмыльнулся Рене. – Семья… хорошая. Это я по молодости был бестолочью безмозглой. Есть вещи, за которые стыдно. Мать из высокого дома, если по-вашему, она знатная особа, отец из охотников.

– Мезальянс? – удивилась я.

– Ну почему… У нас охотников очень уважают и ценят, мама ради него от выгодного союза отказалась и ни разу о своём выборе не пожалела.

Я нахмурилась: Рене отвечал на мои вопросы так, что задавать следующие становилось всё более неудобно. За что же ему стыдно-то!..

– Чем же ты так позорил родителей? – больше себя, чем его, тихо спросила я.

– Детская ревность – страшная вещь, – спустя короткое молчание отозвался Рене. – У нас с братом почти десять лет разницы, я долго не мог смириться с его появлением. Мне казалось, я ушёл на второй план, стал не нужен.

Я ждала дальнейших откровений, пыталась понять, что же такого отвратительного вытворял парень, но ничего больше не дождалась. Я слишком мало его знала, чтобы судить наверняка, но не производил Рене впечатление мерзавца и подлеца. Вот за то, что руки распускал, стоило ответить оплеухой, а в остальном…

– Понятно, что ничего не понятно, – вздохнула я. – Охоте отец научил?

Вельвинд покачал головой, пропустил меж пальцев камешек на шнурке.

– Нет, конечно, много рассказывал, брал с собой в лес, показывал следы, мне тогда лет шесть-семь было.

– А потом?..

– А потом нет.

Первого хнума Рене, если не врал, добыл в шестнадцать…

– Давай, пожалуй, всё же займёмся твоим имперским, – решил сыч. – Полчаса у меня точно ещё есть.

Я растерянно моргнула, а он уже вытаскивал из ящичка книги.

К несказанному признанию мы больше не возвращались. Я несколько раз садилась писать Ализарде: одним из самых простых и быстрых способов достать нужные сведения о магах было обращение к ней. Лиз умела очаровывать и спрашивать так, что ей трудно было отказать, и Лиз жила в столице и имела полную свободу передвижения. Вот только впутывать её в свои дела не спешила. О моих планах побега она знала, а о существовании Рене – нет. И я бы доверила Лиз эту тайну, но Рене напоминал: тайна не любит большого количества участников, иначе перестаёт быть тайной.

Рене вообще вёл себя беспокойно, улетал нечасто и ненадолго, а в комнате не спешил забираться в клетку, то замирал неподвижно с открытыми глазами, то вертелся около меня. Я подобрала с пола несколько выпавших перьев, по привычке сложила в шкатулку, рассмотрев каждое: вдруг?.. Но ничего особенного в пёрышках не было, а птица не спешила оборачиваться человеком насовсем. Прогуляться по саду я выходила всего дважды, слишком ветрено стало в замке. Чуть спокойнее было гулять на галерее, но в каждую из прогулок меня сопровождал сычик, бесцеремонно садясь на плечо. Обманчиво-вальяжный котище, не упускавший случая добраться до лакомой добычи, в одну из вылазок пробежал мимо, даже не повернув головы. И я ни с того ни с сего начала испытывать неясную тревогу, передавшуюся, кажется, от маленькой совы. Засыпала и просыпалась, чувствуя приближение беды, но не улавливая направления. Верген нагрянет раньше срока и я не успею спрятать Рене? Притащит с собой очередного костолома, после осмотра которого я неделю буду приходить в себя? Болезнь выпустит новое щупальце, ядовитее прежних?

Определённые знаки сычик всё же подавал. Например, по-особому махал крыльями, оповещая о скором превращении, чтобы я успела вынуть из тайника его одежду и отвернуться, позволяя человеку прийти в себя, от души ругнуться и одеться. В этот раз никаких ругательств не прозвучало.