Мама ответила не сразу. Леру её молчание немного удивило, она даже лёгкое негодование почувствовала.

А чего тут думать? Не оставлять же Алину одну. У неё же больше никого, кроме них. Ну и что, что между ними никаких родственных связей? Они всё равно уже как сёстры. Сколько Лера себя помнит, они всегда дружили. То есть, конечно, сначала просто время вместе проводили, но это потому что ещё слишком маленькими были, и, что такое дружба, понятия не имели, не доросли.

Леру так захватили собственные мысли, что она едва не пропустила, как мама сказала:

‒ Нет, не заберу.

Как это «не заберу»?

‒ Теперь у неё отец есть.

‒ Что значит «теперь есть»? ‒ удивлённо воскликнул папа. ‒ А раньше он где был?

‒ В другом городе жил. И ничего не знал. Про дочку. Галя ему не говорила.

Последние фразы пролетели почти незаметно, потому что предыдущая оказалась уж слишком значимой и в какой-то мере невероятной. И Лера тоже, совсем как папа, потрясённо повторила, только не вслух, про себя: «Теперь есть. Отец?» У Алины отец?

Ну, в принципе, он должен быть ‒ Лера уже не маленькая, в курсе, как дети получаются ‒ но ведь о нём даже речи никогда не заходило. И она, если честно, всегда думала, что тот наверняка или погиб, или умер, или что-то ещё наподобие. А он, оказывается, просто был где-то далеко, и, похоже, Лера прекрасно представляла, кто он.

Тот самый мужчина, который приходил к тёте Гале в больницу. Скорее всего, он. Потому что появился внезапно, именно сейчас, и никогда раньше Лера его не видела. Он ведь жил в другом городе и даже не подозревал, что у него есть дочь.

‒ Почему-то даже не удивляюсь, ‒ опять усмехнулся папа. ‒ Абсолютно в её характере. Блаженная и гордая. И представляю, как тот мужик известию порадовался. ‒ Он то ли фыркнул, то ли хохотнул коротко и с нескрываемой надеждой поинтересовался: ‒ Ну, и когда этот новоявленный папаша доченьку к себе заберёт?

У Леры где-то внутри неприятно царапнуло. Она не определила точно, отчего. Может, от пока ещё до конца не оформившейся мысли «А куда отец заберёт Алину?», а может оттого, с какими интонациями получились у папы эти слова «папаша», «доченька» ‒ чуть брезгливыми, досадными, и ощущение, что относились они не только к подруге и тому мужчине, а вообще.

‒ Не думаю, что вот прямо завтра, ‒ сдержанно ответила мама. ‒ Они ведь ещё толком и не знакомы.

‒ Ну то есть по сути-то для нас ничего не меняется, ‒ выдохнул папа с негодованием, ‒ что есть он теперь, что нет. Ещё ждать придётся, когда они наконец-то познакомятся и полюбят друг друга.

‒ Гош, да что с тобой происходит? ‒ проговорила мама встревоженно, а папа отрезал сердито:

‒ Ничего не происходит.  Устал просто, надоело, что у нас не дом, а табор какой-то. Может, бомжа ещё с улицы приведёшь? В ванной мог бы жить. Или на балконе. А то, может, чтобы твоей благотворительности не мешать и не раздражать своим мнением, мне лучше свалить куда подальше? Тоже вон ‒ в другой город.

‒ Ну что ты говоришь? Гоша!

В ванной звонко щёлкнул отпирающийся шпингалет, прервав разговор. Но сейчас-то Лера слишком хорошо понимала: просто прерваться, остановиться на середине ‒ это совсем ничего не значит. При первом же подходящем моменте всё продолжится, будет наматываться бесконечной нитью на и так уже огромный клубок взаимных упрёков. И неизвестно, долго ли он пролежит ещё безопасно неподвижным. А вдруг покатится? Из прошлого через настоящее, подминая под себя и напрочь разрушая будущее.

16. 16

Дверь распахнулась, Алина вошла, тряхнула мокрыми волосами, обнаружила Леру чуть ли не у себя под носом, озадачилась: