Взяв из ключницы ключ от кабриолета, я помчалась в центр, на свет его огней.

Выбрав для ужина небольшой ресторанчик на крыше, я разместилась у самого края за маленьким столиком. Любуясь городом, я всматривалась в его купола и крыши, чувствуя, как скучала по нему.

Смакуя каждый глоточек прохладного белого вина, я наслаждалась этим вечером. И обретенной свободой. Свободой с горьковатым привкусом вины.

Это чувство все еще было мне незнакомо. Его новизна будоражила кровь. Волновала.

Попав из родительского дома сразу в дом мужа, я не успела насладиться свободной жизнью. Если честно, раньше это никогда меня не тяготило. И попыток что-то изменить я не предпринимала. Даже и не думала о подобном.

Но теперь все было иначе. Все переменилось. А я прежде всего.

И около месяца назад, такой же теплой летней ночью, я познала, какова свобода на вкус. Странное это было чувство.

Сидя на ступеньках крыльца покосившегося домика, затерянного где-то между Петербургом и Москвой, я чутко прислушивалась к себе. Замотанная в бинты и обколотая обезболивающими, я пока еще туго соображала. Боль притупляла и без того затуманенное сознание. Но этот новый вкус я все же уловила со всей ясностью.

Тогда-то я и решила, что дороги назад нет. И если раньше меня мучили мысли о том, что нужно связаться с мужем, совесть вопила о несправедливости и жестокости моего поступка, то той ночью все стало иным. Простым и ясным. Так бывает, когда решение принято и отступать некуда.

Так бывает, когда горят мосты.

Последующие два дня прошли без событий. Мне несколько раз звонил Буров. И каждый наш разговор был как под копирку с предыдущим. Более меня никто не тревожил. И проводя день в студии, вечерами я уезжала в центр. Ужинала в одиночестве и с удовольствием, но старательно избегая любой ненужной встречи или пустого разговора.

Под конец третьего дня, вернувшись в особняк, я застала незваного гостя. Уже поднявшись на две ступеньки вверх, поняла, что что-то не так. Сделала несколько шагов назад и заглянула в гостиную. Из холла она просматривалась прекрасно, как и незнакомец сидевший в кресле мужа.

С интересом наблюдая за моей реакцией, он помахал мне ручкой и улыбнулся еще шире. Я озадачилась еще больше.

Если он ожидал, что я испугаюсь, то напрасно. Похоже, лимит страха я изрядно превысила и теперь мало чего боялась. Но это не точно.

Легко поднявшись, он шагнул в мою сторону. Убедившись, что бежать я не собираюсь, приблизился без всякой спешки. Отвесил небольшой поклон и заявил:

– Герман Камф, рад знакомству.

Я радостных чувств не испытывала, оттого продолжала таращиться на незнакомца и молчать. Немая сцена затягивалась, и ему это не нравилось. Чуть подавшись вперед, он попытался ухватить меня за руку. Желал ли он пожать ее или запечатлеть поцелуй – не знаю. Но с некоторых пор я не терпела, когда ко мне прикасались.

Резко отшатнулась и буркнула:

– Что вам здесь надо?

Незнакомец закатил ясно очи к потолку. Тряхнул густыми белокурыми кудрями, которые, сомнений нет, очень любили женщины. Как и чуть пухлые алые губы, и глаза синевы небесной.

Камф был красив и отлично это знал. Умело пользовался. Но считал вовсе не преимуществом, а нормой жизни. Ведь он заслуживал только самого лучшего. Во всем.

Он улыбнулся обаятельно, той самой улыбкой, что по силе была равна стреле купидона, и сказал:

– Давно мечтал увидеть ту самую Белль, сумевшую приручить самого Давида Строганова…

Его небесно-голубые глаза таили множество веселых смешинок, но было в них что-то еще. И это что-то не оставляло иллюзий о том, насколько опасен мой гость.