Заранее беспокоясь о мытарствах близких, я шла на свет, падающий в коридор из приоткрытой двери кабинета. Но войти так и не осмелилась.

Потянувшись к дверной ручке, я замерла словно громом пораженная. Скрытая во тьме коридора я отлично видела разыгравшуюся сцену.

Забившись в угол мягкого кресла, Лара закрыла лицо ладонями. Горько всхлипнула. Но тут же резко вскочила и бросилась к мужу. Давид стоял подле своего стола. Лицо холодное, безучастное. А в уголках губ насмешка.

Схватив за грудки, Лара обратила к моему мужу заплаканное лицо. Он недовольно поморщился.

Сестра воскликнула с надрывом:

– За что ты так жесток со мной?

– Оставь эти сцены для своего мужа, – поморщился он и попытался высвободиться. Но она еще сильнее вцепилась в тонкий хлопок его рубашки.

– Ты же знаешь, я не люблю его и никогда не любила! Одно твое слово, и…

– Мне плевать.

Лара громко всхлипнула. Застонала не то с болью, не то с истомой. Обхватив его обеими руками, прижалась все телом.

Она была хороша и отлично это понимала. Несколько слезинок не испортили ее личико. А полупрозрачный пеньюар открывал все достоинства фигуры.

– Скажи, скажи, что все еще хочешь меня…

– Я не настолько люблю свои ошибки, чтобы помнить о них до конца жизни.

– Ошибки? Я – ошибка?

– Кто же еще?

– Но ты… ты же был счастлив со мной!

– Не обольщайся, – одним резким сильным движением разбив кольцо ее рук, усмехнулся Давид. – Я никогда не видел разницы между тобой и всеми остальными. Что одна гулящая девка, что другая. Все на одно лицо.

Лара вздрогнула. Побелела от ярости. Спросила со зловещим шепотом:

– Это я гулящая?

Давид равнодушно пожал плечами. Похоже, эта сцена была вовсе не нова. И изрядно наскучила ему.

– А она, что же, лучше? Твоя идеальная Белль? Моя чертова сестрица!

– Осторожно, – тихо сказал Давид. И Лара побледнела еще больше.

Но как бы зла она ни была, все же не теряла разума. Быстро сменив тактику, вновь бросилась к нему. Пеньюар ее распахнулся, обнажая пышную грудь.

А едва она приблизилась, как Давид выбросил вперед руку. Схватил ее за плечо. Прошептал ей что-то и отшвырнул в сторону. Не удержавшись, она рухнула на пол. Распластавшись у его ног, некрасиво зарыдала. Муж посмотрел на нее с нескрываемым презрением, поморщился в досаде.

Вернулся за письменный стол. Не отрывая глаз от экрана ноутбука, бросил:

– Тебе пора. И не забудь закрыть за собой дверь.

Я ушла столь же тихо, как появилась. Пошатываясь, поднялась в нашу спальню. Заперлась в ванной комнате. Едва стоя на ногах, ища опоры, вцепилась руками в раковину.

Слез не было. Одна лишь боль. Страшная. Непобедимая. Всепожирающая.

Я посмотрела на свое отражение и не узнала себя. В этот самый миг Белль, которой я была, словно провалилась в Зазеркалье. И та другая я, что поменялась с ней местами, мало напоминала мне саму себя.

Это было страшно. Но не страшнее секрета, что я узнала сегодняшней ночью.

Вернувшись в постель, я закуталась по самый нос в одеяло. Что-то страшное и опасное росло и крепло в моей душе. Будто зернышко зла, оно прорастало на щедрой почве, вытесняя все доброе и светлое, что раньше было там.

И когда муж вернулся, привычно лег рядом и обнял меня, я уже знала простую истину, о которой никогда и никто не говорит.

Иногда злая колдунья, проклявшая прекрасного принца, имеет на это полное право. Ведь это он сделал ее такой. Превратил из прекрасной принцессы в злую ведьму, что не знает пощады и чувствует только страшную боль. Боль, от которой не спасает даже месть.

Захлопнув пудреницу, я спрятала свое отражение. Поправила распущенные волосы. Подхватив сумочку, спустилась вниз. В гараже было несколько машин, и пропажа моей и мужа особых проблем не доставила.