Митёк стоял с отвисшей челюстью.

«Это, точно, мой брат? – думал он, наблюдая за совершенно не характерным поведением старшого. – И впрямь, Боги всемогущи, и обряд из мальчишек мужчин делает».

Калин, взяв в руки «гитару», пальцами легонько провёл по струнам, прислушался, неопределённо хмыкнул и чуть подкрутил костяные колки на грифе.

– Э-э-э! Не тронь! – тут же взвился бард, обеспокоившись, что пацанёнок сломает его любимый, дорогостоящий инструмент.

Но Калин и не собирался отдавать назад, а увлечённо, со знанием дела принялся крутить колки и «трынькать».

– Звук плохой. Подожди, я настрою, – и снова коснувшись струн, прислушался.

– О, так получше будет.

Яр удивлённо покосился на Федуна, мол, малой серьёзно разбирается в музыке? И теперь уже с любопытством уставился на Калина, внимательно наблюдая за дальнейшими его действиями.

– Чё, можа, и сбацаешь нам чего? – вполне серьёзно поинтересовался бард.

Настроив инструмент, мальчик наиграл мелодичный мотивчик, тихонько мурлыкая слова себе под нос.

– Чего ты там мямлишь? – крикнул один из слушателей. – Взялся петь – пой или верни тембал Яру!

– Да, давай, малой, сбацай нам чего-нить такого, чтобы душа развернулась.

– Ага, давай «Ясны очи, тёмны ночи!».

– Не-е-е, лучше, геройскую! – крикнул кто-то из-за стола.

Калин начал уверенно перебирать струны и запел одну из своих любимых песен – «Прекрасное далёко».

Галдёж за столом плавно прекратился, люди развернулись на звук новой для них песни и звонкий мальчишеский, не слышанный ими ранее голос.

– Это кто? Калин? – зашептался народ, таращась на парнишку.

– Гля, чего внук Лютов выдаёт-то. Ничего себе, певун.

– Красиво-то как… – прошептала одна из женщин. – Точно, ангел небесный…

– А слова-то, слова-то какие, – ответила ей соседка по лавке.

– Давай ещё чего-нить, малой, – загалдели взрослые мужи, когда песнь закончилась.

Мальчик задумался, чего бы такого исполнить, чтобы без «чудных слов» было, понятное местному населению, да чтобы текст песни помнился до конца, а то кусочков-то он знал много, а вот чтобы полностью… Припомнив ночные посиделки у костра со своими наставниками, Калин спел односельчанам: «Я свободен» из репертуара Кипелова, «Невесту полоза» из фильма «Он – дракон». Очень ему этот фильм понравился, и даже песнь заучил наизусть – пел её уже не раз. Потом вспомнил «Небо славян» и несколько потешных частушек. Почти охрип и хотел уже отдать тембал обратно Яру, но люд заволновался, начали упрашивать спеть ещё, ну хоть одну. Мальчик с надеждой в глазах посмотрел на деда.

– Спой, внучек, уважь старших. Крайнюю…

Обречённо вздохнув, Калин попросил попить. Пока пил, пытался вспомнить ещё чего-нибудь такого, подходящего, негромкого, потому как голосовые связки уже ныли, в горле першило, и громко орать он просто был уже не в силах, да и хотелось закончить свой концерт эффектно, и не придумал он ничего лучшего, чем исполнить самую любимую песнь Лешего. Из той, прошлой жизни. Перенастроив инструмент на нужный лад, мальчик запел:

Я берёзовой корою оботру кровавый след.

Что со мною, что со мною – плачу я, а слёз и нет.

Зарыдает чёрный ворон надо мною в облаках.

Что со мню, что со мною – нету силушки в руках.

Я очнусь на поле боя, прикоснусь рукой к кресту.

Что со мною, что со мною – смертью веет за версту.

И я вспомню вечер боя, роковой тот взмах меча.

Что со мною, что со мною – переломлен, как свеча.

Небо тучи перекроют, обольют святой водой.

Милая, тебя я помню, любая, а что с тобой?

Что ж с тобой, коль силу вражью пропустил я сквозь себя?