«Закрой глаза и слушай ветер, пение птиц, слейся с миром, который вокруг тебя, почувствуй его… Вдохни медленно и глубоко, успокаивая своё сердце, и ощути силу внутри себя…»

Проведя несколько таких глубоких вдохов, Федун действительно ощутил странный прилив бодрости и твёрдости духа. Сердце перестало трепыхаться подбитой птицей, а ноги вопреки ожиданиям, сделав шаг вперёд, не подогнулись, позорно уронив тело оземь.

Шаг, ещё шаг. Всё, вот она, та самая вытоптанная многими поколениями лысая, глянцевая площадка скального утёса. Служитель Храма обвязал его ноги лозой и, не проронив ни слова, отошёл в сторону, оставив подростка наедине со своими страхами и перед выбором – сделать шаг вперёд, в бездну и во взрослую жизнь, или назад, в отчий дом, снова под отцовское крыло, неся позор на всю семью.

Федун вновь закрыл глаза…

– Прыгнул! Не уж-то прыгнул?! – не поверил увиденному отец, ошалело глядя, как быстро разматывается сложенная кольцами верёвка.

Лиана размоталась, натянулась и подпрыгнула назад, отправив новое тело в полёт. Почти все испытуемые орали, как оглашенные, но Федун не проронил ни звука. Люди переполошились, подумали даже, что у парня не выдержало от страха сердце, и он помер… Стравив верёвку вниз, тихонько опустили висящее тело на камни. Спустя небольшой промежуток времени оно зашевелило руками, неуверенно ощупывая почву вокруг себя.

– Жив… – выдохнул отец и, подбросив в воздух сорванную с чьей-то головы шапку, прыгая и подскакивая, словно молодой архар, заорал во всю глотку: – Жи-и-ив! Мой сын жив!!

Распутал свои ноги Федун самостоятельно, сам же и вернулся к людям – так было положено по законам ритуала.

Тянуть тяжёлый груз за тонкий шнурок парню показалось далеко не так уж и сложно по сравнению с первым испытанием. Работать ему приходилось много и с очень раннего детства, помогая отцу в поле, да и кругом по хозяйству, так что ладони у мальчика не были нежными, и силой Боги его не обделили, правда, на уме немного всё же сэкономили.

– Сила есть – ума не надо, – любил он повторять как-то раз услышанное изречение Люта.

Отерев слегка кровоточащие руки о траву, Федун нащупал в своём кармане скользкую шёлковую ленту. Дорогущую. Ох, и попотеть ему пришлось в этом году, собирая деньги на это сокровище. Даже у Котовых девок таких лент не водилось, а он своей Марьяне купил. Украдкой глянул на чернобровую раскосую девицу с не по годам пышной грудью и сильнее сжал в кулаке своё сокровище.

«Как ей идёт алый», – подумал он, любуясь девочкой, которая вроде как щебетала с подругами, а то нет-нет да бросала коротенькие взгляды в его сторону.

«Голубой, наверно, тоже к лицу будет», – любовался он девочкой со стороны.

Служители Храма разжигали ритуальный костёр…

***

Вечером, как и полагалось, были массовые гулянья, огромный общий стол и жертвы Богам, самостоятельно принесённые новыми членами общества, сделанные или добытые своими руками. Мужики пили спиртное, пили и бабы, но не все на радостях. Не у всякого мальчика хватило духу, терпения и смелости пройти обряд от начала до конца, нашлись и те, кто провалил свою инициацию с треском и позором для себя и всей своей родни, и родичи их теперь заливали зельем своё горе, с завистью поглядывая на счастливчиков.

Пир горой, вино, а точнее, брага рекой, песни и пляски до рассвета – спать нынче никого не гнали, даже малых, но многие сомлели, кто где. Радости досталось даже наивным сивучам. Какой-то умник намочил выпечку в алкоголе и накормил «птеродактилей». Зачем, спрашивается? А просто так, ради смеха. Беспёрая почти птица ходила по деревне, пошатываясь, путаясь в собственных лапах, и тщетно силилась вспорхнуть на забор – то перелёт, то недолёт со смачным «приветом» об некрашеные доски.