– Скучно, – капризно шмыгнула носом Еленька.

Новая мысль пришла ей в голову.

– Нянька! – загоревшись своей идеей, приказала она. – А позови-ка сюда этого, который яремный.

– Которого?

– Молодого. Огнедаром зовут.

– Ладно ли на ночь в девичий терем мужчину звать? – усомнилась нянька, но Еленька уже свела грозно брови.

Нянька тут же припомнила наказ воеводы не супротивничать Еленьке, а выполнять ее капризы. Очередного скандала не хотел никто. Старушка, кряхтя, поднялась с лавки и пошла искать княжича.

Еленька посмотрела в красный угол. Оттуда на нее сурово взирали вырезанные из дерева Даждьбог и Перун Златые усы Серебряна голова. Но Еленьке укоры богов были нипочем. Она зевнула, сотворила оградительный знак, чтобы через рот в нее не вошел нечистый, и приготовилась к развлечению.

Огнедар, которого Еленька не видела больше суток, но время от времени вспоминала, вошел и, казалось, заполнил собой всю горницу. Еленька, воспоминания которой оказались блеклыми по сравнению с живым образчиком мужественности, смутилась и укрылась одеялом по шейку.

– Вот, Огнедар, – не то пожаловалась, не то разъяснила ему нянька, – хочет хозяйка твоя сказок, а мои все знает. Скучно ей, видите ли.

– Добрый вечер, Еленира Мечиславовна, – бросив на капризную красавицу огненный взгляд, сказал княжич и без спроса уселся на лавку.

– Нянька, принеси-ка нам кваску с ледника, – попросила Еленька. – Что-то пить захотелось. И доедков разных: орешков там, ягод засахаренных. А то что же за сказ без угощения?

Нянька всплеснула руками, хотела было выбранить воспитанницу, потом вспомнила, что мучиться ей остается лишь сутки, и с ворчанием поплелась за квасом.

Еленька осталась наедине с княжичем. Она посмотрела на мужчину и поерзала в своей постели.

– Огнедар, – кокетливо пожаловалась Еленька. – Скучно. Расскажи сказку какую-нибудь. Ты ведь умеешь красиво сказывать.

Огнедар подвинулся на скамейке ближе к Еленьке. Сердце у Еленьки забилось, как пойманный мышонок в кувшине. Глаза княжича были совсем темными, но порой в них вспыхивал отблеск свечи, и они, казалось, загорались от этого своим собственным светом.

– Разве ж я сказитель? – усмехнулся он. – Меня Серебряный Лунь на другое подрядил.

– А разве ты не должен все делать, что я тебе скажу? – удивилась Еленька. – Тебя же мне в подарок отдали.

Глаза Огнедара вспыхнули. Еленька поняла, что что-то не то ляпнула, но нахмурилась и заупрямилась. Извиняться она не любила. Огнедар скрестил руки на груди.

– Охранять вас я должен: магической клятвой связан, а сказывать сказки не обязан.

Еленька огорченно поковыряла лоскутное одеяло. На нем была вышита Мокошь с руками - колосьями хлеба, и засеянное поле – ромбики с точками посередине. Извиняться страсть как не хотелось. Но и без сказки оставаться тоже было обидно.

– Ну Огнеда-ар… – извиняющимся медовым голоском протянула наконец Еленька. – Ну пожа-алуйста!

– Вам не расскажу! – заявил Огнедар.

Еленька хотела была окончательно надуться, но услышала в словах Огнедара намек-лазейку.

– А кому будешь?

Огнедар усмехнулся одним уголком рта.

– А вот мизинчику вашему расскажу.

У Еленьки глаза стали размером со сливы.

– Какому еще такому мизинчику?

– А вот ручку вашу пожалуйте, Еленира Мечиславовна!

Еленька поколебалась, но вытащила руку из-под одеяла. Прикосновение мужских рук обожгло ее. Огнедар мягко взял дрожащую кисть Еленьки, осторожно разжал пальцы, потом подул на ладонь. У Еленьки погорячело внутри, словно кто-то поставил котелок на огонь.

– Какие у вас нежные пальчики, Еленира Мечиславовна, – на низких обертонах промурлыкал Огнедар.