Мне очень интересно, как это доказывать. За руку ловить? Или обыскивать подозрительных медсестер? Просто сказать главврачу, как я поняла, тоже не вариант – ну, раз здесь была полиция.
Степанов рассказывает, что да, пришлось привлекать полицию, требовать обыск в личных вещах и проверять отчетные документы. И что его подозрения, от которых без полиции бы просто-напросто отмахнулись, подтвердились – по крайней мере, в отношении нескольких человек из числа персонала. Первоначально светлость хотел, чтобы они все отправились за решетку, но началось вот это нытье про загубленные жизни, про то, что у всех дети, и вообще это не то, с чего надо начинать переезд в другой город, и так далее. После беседы с главврачом и следователем сошлись на том, что виновных просто уволят.
– Терпеть не могу малодушие, особенно свое собственное. Пять минут прошло, а я уже жалею, что согласился. Наверно, надо было настаивать.
– Понимаю, – говорю я. – И вот это, «теперь я представляю, за что вас обычно хотят убить», тоже.
Дальше у меня в планах спросить, как именно выглядит медсестра или медбрат, давшие повод себя заподозрить. Не верю я, что Степанову было так замечательно лежать без обезболивающего! Ужасно хочется найти этих любой и провести с ними разъяснительную беседу.
Но я отвлекаюсь, потому что светлость наконец улыбается:
– О, так вы слышали? Прекрасно, правда? На самом деле, Фанис Ильдарович прав только отчасти. Народовольцам, например, я мешаю только тем, что работаю… работал. Любопытно даже, отвяжутся ли они от меня в связи с увольнением.
– Одни отвязались, другие привязались. Михаил Александрович, а вы узнали, чья инициатива закрыть дверь в палату?
– Никто не признается, кивают друг на друга. Якобы кто-то кому-то передал, что это сказала полиция, и результат налицо. Фанис Ильдарович, конечно, очень проникся такой «безопасностью». Как итог, сегодня меня переводят в палату к людям, на шесть или восемь мест. Сюда должны положить какого-то дедушку, он ужасно храпит и на него жалуются все соседи.
Светлость добавляет, что из больницы его постараются выписать как можно раньше, но пока это не произошло, я как невеста смогу спокойно заходить в приемное время. Потом мы немного обсуждаем Марфу со Славиком, и, наконец, переключаемся на проблему масонов.
Никто не знает, есть они тут или нет. В Российской Империи масонские ложи запретили еще при Александре Первом. Но стоило светлости заметить на доме родителей одной из жертв маньяка странный знак и спросить, что это, как на него напали. И что насчет закрытой двери и подозрительно удобного окна? Это просто отдельный пункт плана! А ведь я еще, кажется, слышала, как кто-то залезает! Специально подошла посмотреть, но никого уже не было. Хотя, может, и показалось.
– Нет, Ольга Николаевна, я ничего не заметил, – отвечает светлость на мой вопрос. – Я и вас-то тогда услышал только потому, что не спал. А когда вы пришли, представляете, мне снились упреки Боровицких. Никита Иванович так возмущался, что тут, наверно, рота солдат могла бы залезть.
16. Глава 6.1
Степанова выписывают через три дня, в четверг. Проблем больнице он больше не создает, работы полиции не добавляет, только врачи, видимо, уже поняли, с кем имеют дело, и мечтают быстрее избавиться от такого проблемного пациента. Мало ли, что ему не понравится в следующий раз! Светлость не возмущается – он еще не совсем здоров, но планирует долечиваться дома. Тем более что он все равно пока не работает.
Работы по его основному профилю в Бирске нет – штаты всех немногочисленных ведомств укомплектованы, так что он сдает документы в резерв. Зато его внезапно приглашают преподавать в Бирский учительский институт!