А вот с историей проблемы. Серьезные. Я ее изучала, но по верхам, в основном то, что требовалось в моменте. Глубоко не погружалось, а надо было! Так что стараюсь если не систематизировать знания, то хотя бы подготовить ответы на вопросы и вызубрить их. А потом повторить, не глядя в бумажку, чтобы было похоже на нормальный ответ.

Вот за этим я и попадаюсь Степанову.

Уже не в гостинице – я сняла квартиру неподалеку от института. Тут, в кустах сирени, есть беседка, вот в ней я обычно и сижу, потому что окна в квартире на юг и летом страшная духота.

И вот я спокойно учу ответ на вопрос про Куликовскую битву, а светлость приходит, здоровается и садится. Какое-то время слушает, а потом выдает:

– Ольга Николаевна, у вас в Горячем Ключе так странно преподавали историю. Словно вообще без магии.

Я смотрю на него и с трудом удерживаюсь от того, чтобы не высказаться нецензурно. Степанов же не знает, что я не из этого мира! И что мои собственные воспоминания об уроках истории причудливо накладываются на воспоминания старой Ольги! Она, как назло, не особо старалась все это запоминать. И там, где в ее воспоминаниях есть пробелы, мои собственные знания выходят на передний план!

– Просто я не училась в гимназии, Михаил Александрович, – говорю я, чувствуя, что пауза становится какой-то неловкой. – Ко мне ходили частные учителя. Помните, из-за дара?

Секунда осознания на лице светлости. Он, кажется, вспоминает, что я не ходила в гимназию, потому что дар не открылся в шестнадцать. Думает, наверно, что учителя жалели девочку, лишенную дара, и старались не делать акцент на магии.

Прекрасно: теперь и светлость расстроился. Стоит и подбирает слова извинений. Что он забыл про пропущенную мною гимназию, и совсем не хотел обидеть!

– Да бросьте, все в порядке. Я просто смотрю на эту программу и понимаю, что у меня в голове каша.

– Ольга Николаевна, прошу вас, не огорчайтесь из-за моей ужасной бестактности. И в целом до собеседования много времени, подготовитесь. Единственное, я бы посоветовал поменять учебник, Карамзин тяжеловат в плане слога.

В итоге я иду по проторенной дорожке и нанимаю репетитора, чтобы со всем этим разобраться. И по дару тоже. Я уже занималась в Горячем Ключе, надо бы и тут возобновить.

Репетитор, маленький сухой старичок, такой же смуглый, как Фанис Ильдарович, внезапно оказывается каких-то антиимперских взглядов, из той серии, что в империя виновата что в тех войнах, которые начала сама, потому что воевать плохо, так и в тех, где напали на империю – она же и спровоцировала.

Степанов, который любит приходить в ту самую беседку во время наших занятий, говорит, что «представления о геополитике тут на уровне пятнадцатилетнего подростка». Я вижу, как он сердится, но старается этого не показывать – говорит, что не видит смысла препираться с пожилым человеком. Его же уже не переделать.

После двухчасовых занятий всегда часовая прогулка со светлостью. Мы любуемся маленьким ухоженным городком и обсуждаем все подряд. И учебу, и профессора, и неуловимых масонов, о которых в библиотеках нет ничего, и такого же неуловимого маньяка, новости и вообще все на свете.

В одну из таких прогулок светлость затаскивает меня в ювелирный и покупает помолвочное кольцо:

– Прошу вас, Ольга Николаевна. Помолка без кольца – несерьезно.

По такой логике у меня должно быть аж два кольца от Боровицкого. Но нет, они ничего не покупали ни в первый раз, ни во второй. А светлость считает, что это важно, и что должно же у меня что-то остаться на память.