Тетка Софья, почему-то, отнеслась ко всему случившемуся очень спокойно. Я хорошо запомнил один случай из той поры. Тетя с Сашкой сидели на кухне поздно вечером и о чем-то разговаривали. Когда я по естественной надобности проходил мимо, тетя произнесла странную фразу: "Я всю жизнь провела у запертых дверей. Устала ждать и на что-то надеяться. Все… может, и был у меня в жизни единственный шанс, но я не сумела им воспользоваться. Попросту, испугалась…" Потом они увидели меня и замолчали. На следующий день, тетя смущенно попросила не обращать внимания на женскую болтовню, что-то говорила про успокоительные лекарства, что прописали ей врачи. Я пообещал не обращать, но осадок в душе остался. Знала она явно больше, чем говорила.

Жить, конечно, мы стали беднее, пришлось продать машину.

Прошла зима, мы с Сашкой окончили школу. Выпускные, потом вступительные экзамены в Педагогический им. Герцена, на факультет иностранных языков. Мы поступили вдвоем и успели отучиться зимнюю сессию… а потом пропала Сашка.

Сказать, что это было горе, значит ничего не сказать. Для меня, буквально, небо рухнуло на землю!

Я говорил: сестра? Но, это не совсем так. Вернее, совсем не так.

Лет в шестнадцать мы уже целовались и тискались по углам, а в семнадцать стали жить, как мужчина с женщиной, разумеется, в тайне от тёти Софьи. Я был влюблен в Сашку, а она в меня. И это вам никакой не инцест, ведь мы не были родственниками по крови.

Вне себя, от свалившегося на мою голову несчастья, учебу я забросил. Пил, курил какую-то дрянь и будучи благополучно отчисленным из института, по весне оказался в рядах непобедимой и легендарной Советской армии.

Очень был удивлен, когда после полугода службы, меня вызвали в штаб бригады, где серьезный дядя с погонами майора танковых войск, сообщил, что у Военного института иностранных языков имеется квота на поступление из рядов СА, и они ищут смышлёных абитуриентов. В связи с этим, согласен ли я подать заявление на поступление?

Согласен, не согласен… тупой вопрос. То ли оставшиеся полтора года, копать окопы, то ли в Москве изучать иностранные языки, к которым, я опять же, имею большую склонность.

Естественно, я согласился и через три месяца был вызван в абитуру. Благополучно сдал экзамены и был определен на Восточный факультет. В это время, как, впрочем, и до сих пор, на Ближнем Востоке во всю шла война, и чтобы обеспечить наше в ней участие, примерно две трети курсантов Восточного факультета изучали, в качестве основного, арабский язык. Кинули на него и меня.

Готовили нас сурово. На первом курсе было только два предмета – профильный язык и история КПСС. Арабским нас долбили по восемь часов в день, и еще пару часов вечером самоподготовки. Некоторые такого темпа не выдерживали и ломались. Их отчисляли, одного из института увезли прямиком в дурку.

Я упрямый, выдержал.

После исчезновения Сашки, тетка Софья ко мне резко охладела, возможно она догадывалась, о наших с Сашкой отношениях, но так или иначе, ни разу ко мне не приехала, на письма и звонки не отвечала.

После первого курса меня отправили в годичную командировку в Египет. И уже там я узнал, что тетя скоропостижно скончалась.

Поскольку, формально она была мне никто, на похороны в Ленинград меня не отпустили. Так и не удалось мне с ней попрощаться – ни с живой, ни с мертвой. И так я стал уже окончательно, круглым сиротой.

* * *

Дверь без стука открылась и в кабинет, как-то боком протиснулся новый персонаж. Был он низенький и толстенький, с обширной лысиной и козлиной «курчатовской» бородкой. Одет несмотря на жару, в удушливый костюм и галстук. В руках держал кожаную папку.