* * *

Праздничный стол, по меркам «Праги», был, не слишком богат – на сколько средств хватило. Но взамен, какая помпезная красота вокруг! Колонны из уральского змеевика, украшенные позолоченной лепниной, стулья под старину, опять же зеленые с золотом, такой же пол под ногами. Под потолком огромные хрустальные люстры, богатые столовые приборы на белоснежной скатерти. Этот набор пошлой роскоши дополняли, шныряющие туда-сюда официанты в бабочках и ливреях.

После первых пышных тостов захмелевшие выпускники ударились в воспоминания. Слова: «а помнишь» слышались отовсюду. Кто-то на понтах, начал тарахтеть по-арабски.

– Мужики, а за начальника курса еще не пили! – раздался чей-то подхалимский выкрик. – Наливай!

– «Папе» Захарову! Ура-а-а!

Подполковник Захаров единственный, пришел в «Прагу» в офицерской форме. Остальные гуляли по гражданке – мало ли вдруг. Как бывает – переберешь с водочкой, учудишь безобразия, и вместо заграницы полетишь белым лебедем в Туркестанский Военный Округ.

Тыкаясь пузом об стол, а задницей об стул, Захаров неуклюже поднялся.

– Спасибо, ребята! Хотел бы на прощанье, что вам сказать… – дальше последовало наставительное бурчание минут на пять. Поймав, наконец, паузу в этом затянувшемся монологе, все бурно зааплодировали, всем было хорошо и радостно. Но «папа» поднял руку с рюмкой, давая понять, что еще не закончил. – Сейчас вы все равны, – сообщил он собравшимся, – но пройдет время, и кто-то станет ровнее, а кто-то, напротив. Не забывайте про локоть товарища, протягивайте, так сказать, длань помощи. За вас, друзья, поднимаю я этот бокал! – сказав, закинул в рот водку, сел на место и за все оставшееся время, больше не произнес ни звука. За это ему аплодировали с ещё большим энтузиазмом.

Тем временем в соседнем зале, начал лабать ресторанный оркестр. Под его громкое звучание, «Хиль» местного разлива затянул: «Потолок ледяной, дверь скрипучая…» Это казалось несколько нелепым, учитывая жару за окном, но всем было плевать, главное задорно. Поскольку девиц в нашей компании не было, поддатые лейтенанты, желающие потанцевать, потянулись на звук. Банкет плавно переходил в следующую фазу…

* * *

На другой день, ровно в тринадцать ноль-ноль, побритый поглаженный и мучительно трезвый, я явился по указанному адресу. На проходной, строгий дежурный взял мое предписание, сверился со списком и позвонил кому-то по внутреннему телефону.

Минут через пять в вестибюль спустилась хмурая девица с короткой прической и погонами старшего лейтенанта, почему-то в форме войск связи, посмотрела на меня, как на шпиона и потребовала удостоверение. Я предъявил, она недоверчиво изучила и, очевидно, не найдя ничего подозрительного, расписалась в журнале посетителей и велела следовать за собой. Я послушно проследовал, поочередно переводя взгляд с русого затылка на, стянутую офицерским ремнем, тонкую талию и далее на аккуратные обводы бедер. Да и крепкие ножки, выглядывающие из-под юбки хаки, у нее, тоже были ничего.

Поднявшись на третий этаж и миновав еще один пост охраны, мы прошли коридором мимо десятка дверей. Девушка уверенно толкнула последнюю одиннадцатую дверь с номером 301. Кроме номера, никаких пояснительных надписей на табличке не имелось.

За дверью оказалась приёмная. Большая и пустая, если не считать письменного стола сбоку, возле окна и маленького книжного шкафа.

Напротив той двери, в которую мы вошли, вторая – вовсе без всякой подписи. Подойдя к ней, старлей-девица, аккуратно постучала, и приоткрыв, доложила: