– Знакомься, лейтенант, это Виктор Павлович. Он у нас гражданский специалист.

Да уж, – подумалось мне, – из всех ГРУшников в этом помещении, только у Ниночки приличный военный вид.

Виктор Павлович свалил свою ношу на стол и прежде, чем поздороваться, достал платок, протер потную лысину и ладони, и только тогда протянул руку сперва мне, а потом полковнику. Как и следовало ожидать, ладонь у него была вялая и влажная.

– Пока с архива поднялся, упарился весь… – пожаловался он, сквозь частое дыхание.

– Что ж ты Витя вырядился, как на симпозиум? – усмехнулся Михаил Юрьевич, – жарко ведь.

2. Глава 2

– В архиве-то прохладно, сам знаешь – микроклимат. Да, и фасон, понимаешь, надо держать перед сотрудниками. Это тебе, башибузуку, все дозволено! Вон, как вырядился… ещё бы в плавках на службу пришел… Как тебя Ниночка терпит?

Тут, кстати, вошла референт с подносом, на котором стояли две чашки чаю, вазочка с рафинадом и блюдце с сушками.

– А вам Виктор Палыч, чаю принести?

– Что ты, милая! – замахал руками тот, – и без того сейчас мозги расплавятся! Чего-нибудь бы холодненького, если можно.

Кивнув, она удалилась.

– Ну-с… – толстяк, окинул меня оценивающим взглядом, – вон, ты у нас какой вымахал Максим Кошкин… лейтенант!

– В смысле, у вас? – не понял я.

– Не обращай внимания, – вмешался Михаил Юрьевич. – Палыч, хорош языком чесать, доставай бумагу.

– Ну, бумагу, так бумагу, – он открыл кожаную папку, достал из неё папку бумажную, с надписью дело №793В, шифр 03/01. Развязал тесемки и достал оттуда какой-то листок. Положил на стол и толкнул в мою сторону. Я поймал его, прихлопнув ладонью.

– Что это?

– Разворачивай и читай, – сказал полковник.

Бумажка оказалась свернутым вчетверо, ветхим, потертым на сгибах листком формата А-4, исписанным рукописным текстом. Я вчитался… обалдеть!

– Вслух читай, – скомандовал Михаил Юрьевич.

«Макс, мальчик мой! – стал читать я. – Если ты читаешь эти строки, значит, обстоятельства сложились так, что без твоей помощи не обойтись. Я не хотел привлекать тебя к нашему делу, по крайней мере, на текущем этапе – ты еще слишком молод и неопытен. Но раз письмо у тебя, значит обратиться больше не к кому. Писалось оно давно, на самый крайний случай. Тебе надо будет доставить одну вещь. Если будешь следовать моим указаниям, большого труда, это не составит. По крайней мере, я на это надеюсь!

Обязательно сохрани эту вещь и принеси мне! От этого очень многое зависит.

Удачи тебе!

Твой дядя Марк».

Я поднял взгляд. Они смотрели на меня глазами по полтиннику, словно приведение увидели.

– Что?

– На каком языке, это написано? – наконец, спросил Палыч.

– На русском, – я удивился, чего они дурака-то валяют.

– На русском… – повторил за мной Михаил Юрьевич. Они переглянулись, словно не веря моим словам.

– Ну да, на русском… чего я врать, что ли буду? Вот, сами посмотрите!

– Мы смотрели… – кивнул полковник. – И не только мы. Палыч, глянь, чего там.

Толстяк забрал у меня бумагу, некоторое время вглядывался в неё, а потом начал читать, смешно шевеля губами:

– Yo ung kegna o adre yreou aer adgin tsehe nlies ti mneas tath circtancumses hvea deopedvel iucnsh awtayhat ynooucant… и тому подобная ересь, язык сломать можно. Но это хотя бы латиница. А ты Миша, что видишь? – он отдал листок полковнику.

– Иероглифы какие-то… – брезгливо поморщился Михаил Юрьевич. – Не знаю… японские, китайские?

В кабинет зашла Ниночка, принесла запотевшую бутылку «Нарзана» и бумажный стаканчик.

– Ты святая! – воскликнул Палыч, отдирая пробку с пшикнувшей бутылки. Налил полный стакан и приник, громко булькая горлом.