Как найти себя и разделить с другим?
Самолёт рисует долгие круги,
чтобы все, кто в этот рейс на этот борт,
в чьи-то руки вышли после, как в любовь.
То ли нежность, то ли нежить, то ли бог
у меня под левым боком, ноет бок.
Что бы ни случилось, помни: я с тобой.
Перемножим, переможем переболь.
[Что ещё?]
Что пенять на зеркало? Зеркало видит всё.
Всё показывает – только умей всмотреться.
Я взглянула в тебя и подумала: мне везёт.
Ты взглянул в меня и внутри себя вспомнил сердце.
В повседневном такие встречи наперечёт:
отражаешь и отражаешься – равный в равном.
Я люблю тебя.
… а нужно ли что ещё?
Ничего, и правда.
[Из пластилина]
Я лепила из пластилина, получалось красиво.
Впрочем, мне хотелось немного больше – и я стала лепить
из слов. Мне хотелось слепить такое из сомнений и одиночеств,
чтобы каждый себя узнал в нём, а узнав – ощутил любовь.
Я лепила с утра до ночи, от себя щипав по кусочку: если хочешь
слепить другого, то сначала себя сумей. Получалась порой
красиво, а порою – совсем не очень:
невозможное,
боль,
потери,
одиночество,
даже смерть.
Если лепишь живое сердце, то они от тебя не скрыты, и пока
это всё не кругло, будет пальцы собой колоть. Только так я
и догадалась, что любить себя нужно слитно —
просто слепливать два комочка,
не деля на добро и зло.
[Через стол]
Через стол, обозримый оком,
через мутную влагу стёкол,
через время – неровен час —
через всё, что сближает нас —
я целую, как пью: до дна.
Дотемна.
Ночь в небесном стекле крепчает,
через все рассто —
я —
не —
чая —
но целовала бы лишь тебя,
расстояния не любя.
Ведь другие не расстоянны —
в расстоянии есть изъяны:
либо хочется сократить,
либо – тишь.
Так что для расстояний хватит
наших искренних не_объятий,
нашей воли их так уметь,
как не_смерть.
Через стол, обозримый оком,
мне легко дотянуться – вот как:
словно ты и не далеко.
Это – только с тобой легко.
[Видит жизнь]
Ляна смотрит на смерть, но не видит смерть:
через огромные светлые витражи
прямо напротив – взглянуть и окаменеть! —
она видит только жизнь.
Эти глаза напротив – теперь стекло,
слегка мутновато, как старые образа.
Молитва – это не чтобы тебя спасло,
а чтобы четвёртую осень смотреть в глаза.
И чтобы к стеклу, как к морщинкам её на лбу,
губами прижаться: дыхание между букв.
Четвёртую осень её осеняет: «будь»
в ответ на произнесённое вслух «бабуль».
Ляна смотрит на смерть, только видит день:
солнце над осенью, иже на небеси.
Эти глаза напротив всё время здесь,
ей этот взгляд под сердцем всю жизнь носить.
Осень мигает – слеза на свету дрожит,
небо в глазах напротив, витражный блик.
Ляна смотрит на смерть. Только видит жизнь.
Бабушкин свет.
Её памятный светлый лик.
[Откуда мне знать]
Откуда мне знать, как правильно? Научи. Всё, что умею —
влюбляясь, смотреть насквозь.
Чувствовать запах
и умо —
по —
мра —
чисто прощаться, не требуя ничего,
когда не сбылось.
Знать на вес эту тяжесть слов,
знать, какое убьёт, а какое подарит жизнь.
Откуда мне знать, как правильно, а не в лоб
любить тебя?
Если ты знаешь, то расскажи.
Как прикасаться так, чтобы не сломать, если тебя
ломает
мое
сама —
сшествие к твоим потаённым краям души?
Как быть с тобой – расскажи.
Такой весь в броне, отстранённый, родной, смешной,
научи, как быть мной и тебя не разрушить мной.