— Патрициана, — тихо и непривычно мягко произнёс он. — Вы ведь с самого начала сказали, что я нужен вам для особых поручений… — Он замолчал, и Велена тоже молчала, не зная, как ответить на эти слова.

Норен отвёл взгляд, и на какое-то время между ними повисла тишина. Она совсем не походила на ту, уютную, которая была несколько минут назад.

— Патрициана…

— Не называй меня так.

 Норен поднял взгляд и едва заметно изогнул бровь.

— Не надо ничего отвечать, Норен. Просто, пожалуйста, делай как я говорю.

 Норен помешкал, а затем негромко ответил:

— Хорошо… Велена.

Он впервые произносил это имя вслух и теперь будто пробовал его на вкус.

 Хейд молчала. Ей не хотелось снова первой начинать расспросы, поэтому она просто осторожно взяла крылатого за руку и, отодвинувшись от парапета, потянула за собой.

 Ещё какое-то время они шли в тишине. Велена всё отчётливей ощущала, что эта прогулка выходит совсем не такой, как она хотела. Она замедлила ход у одного из лотков и остановилась, разглядывая кувшины с вином и фрукты, лежавшие на прилавке.

— Хочешь чего-нибудь? — спросила она.

 Норен не решился ничего ответить, и Велена взяла один кувшин с вином и пару персиков. Лоточник испуганно и недоумённо смотрел на знатную госпожу, которая не только снизошла до его товара, но и протягивала за него деньги, так что даже Норен заметил его неловкость.

— Спасибо, — пробормотал он, сжалившись над торговцем, и, забрав из рук Велены несколько динариев, опустил их на прилавок. Потом подхватил патрициану под локоть и потянул прочь. Через несколько шагов Велена с удивлением обнаружила улыбку на его губах.

 Она так редко видела у Норена подобное выражение лица, что замедлила шаг и едва не споткнулась о каменную плиту, выступавшую из мостовой. Норен поддержал её и потянул прочь к парапету, чтобы спокойно откупорить кувшин с вином.

— Что на тебя сегодня нашло? — спросил он. Патрициана, никогда не сходившая со своего пьедестала, сегодня, в самом деле, мало походила на себя.

— На... — Велена протянула ему персик.

 Норен не решился отказаться и, благодарно кивнув, принял фрукт из её рук.

— Теперь по всем подворотням пойдут слухи, что Велене Хейд нечего есть, — заметил он. Патрициана фыркнула.

— Пусть треплют языками, сколько влезет. Им всё равно меня не достать.

 Говоря это, она не отводила взгляда от лица раба, и Норен несколько смутился.

— Я что-то делаю не так? — спросил он.

— Всё так. — Велена открыла кувшин и, прежде чем сделать глоток, протянула ему. Подумала и добавила: — Ты никогда не рассказываешь о себе.

 Она почувствовала, как Норен снова начинает леденеть, и замолкла.

— Не надо говорить, что мне это не интересно, Норен, — тут же сурово продолжила патрициана. — Позволь мне самой решать, что я хочу знать, а что нет.

 Крылатый молчал. Так и не приняв кувшина, он замер, глядя на воду.

— Мне нечего рассказывать, — наконец, произнёс он. — Мне было тринадцать лет, когда я… можно сказать, что тогда я покинул дом. Всё, что было потом, мало подходит для светских бесед.

— Я не прошу тебя рассказывать о войне. — Велена сама сделала глоток из кувшина и снова протянула его спутнику. — Я хочу немного больше узнать о тебе. О том… что ты любишь. Чего тебе не хватает в моём доме. И что… — Она кашлянула. — Что ещё я могла бы сделать для тебя.

 Когда Норен повернулся к ней, в глазах его стояла грусть.

— Зачем это? — спросил он.

— Просто так.

 Норен какое-то время молча разглядывал её, а потом опустил глаза.

— Мне, правда, нечего тебе ответить, Велена. У меня никогда не было возможности думать о том, чего я хочу.