— Сомневаюсь, что он был бы красивей, чем сейчас.

— Ты не права, — Норен вздохнул и раньше, чем понял, что говорит: — Если бы я мог, я бы тебе показал…

Он не успел поймать сорвавшиеся с губ слова, но тут же замолк, а Велена задумчиво посмотрела на него.

— Ты не можешь летать? — спросила она.

Норен покачал головой.

— В плену, — сказал он, — мне сломали крыло.

Велена молчала. Она снова смотрела в окно, чтобы только не видеть глаз Норена.

— Я бы хотела, — глухо сказала она, — увидеть тебя до того, как это произошло.

Норен испустил сухой смешок. Качнул головой и опустил глаза.

— Не надо, энтари. Не пытайся сделать вид, что мы можем быть кем-то, кроме врагов.

Велена сглотнула и промолчала.

На некоторое время в комнате повисла тишина.

— Я не помню, чтобы относилась к тебе, как к врагу, — заметила Велена наконец.

— Ты — нет. Но я знаю, на что способен твой народ. Я никогда не поверю ни одной из вас.

Велена стиснула зубы и снова долго молчала. Она знала, что Норен прав, и от того злость становилась только сильней.

— Хочешь сказать, что ты лучше нас? Думаешь, я не знаю этого имени — Помпейский пёс?

Норен вздрогнул. Зрачки его на мгновение расширились, но на Велену он не посмотрел.

— Ты оставлял за собой кварталы, сгоревшие до тла. Кварталы, полные людей, которые не заслужили смерть.

— Таков был приказ! — Норен оборвал её и когда повернулся, ни тени сомнения уже не было в его глазах. — Я был рождён из крови и огня. Крови, пролитой вашим народом. Крови наших поэтов и художников, в которых вы увидели хороших рабов. Из огня, который разжёг твой народ. И я тоже знаю историю, Хейд. Я знаю, что тот, кто начал эту войну. Тот, кто предал нас и захватил Лиру Савен в плен — носил имя твоей семьи.

— Я не отвечаю за свою семью! — оборвала его Велена.

— О нет, энтари. Ты продолжение её. Ты гордишься тем, что ты Хейд. Даже сейчас я вижу эту гордость в твоих глазах. И как бы ты не старалась сделать незаметным тот факт, что я твой раб — я остаюсь рабом. В какие бы тряпки ты меня не разодела, я всё равно продолжаю тебе принадлежать. И тебе никогда не придёт в голову дать свободу мне — или тем, кого вы захватили до и после меня. Тем, кто вообще не мог за себя постоять.

— Тот, кто слаб — не заслуживает свободы! — Велена наконец не сдержала ярости и ударила кулаком по стене.

Норен медленно покачал головой.

— А тот, кто убивает и порабощает — не заслуживает её вдвойне. Нам с тобой никогда друг друга не понять.

— Почему же ты всё ещё здесь? — злая улыбка скользнула по губам патрицианы. — Разве мало у тебя было возможностей сбежать?

— Куда я побегу? — Норен отвернулся от неё и несколько секунд молчал, силясь проглотить вставший в горле ком. — Мой народ мёртв. Мой мир погиб. Я не нужен больше никому. Никому, кроме… — он запнулся, не решаясь выговорить: «тебя».

Снова наступила тишина.

— Я не хочу быть твоей госпожой лишь до тех пор, пока ты не найдёшь того, кто более устраивает тебя, — сказала Велена наконец. — Если не способен дать мне верность — уходи прямо сейчас.

Теперь уже Норен молчал. Так долго, что Велена не выдержала и отступила.

— Я прикажу подать завтрак, — сказала она. Отвернулась и направилась к дверям.

Ели они в молчании — сидя по разные стороны стола. Норен старался не поднимать глаз на слугу, который им прислуживал. Он не любил слуг и не чувствовал себя вправе пользоваться их трудом.

Велена тоже на слугу не смотрела, но скорее потому, что настолько к нему привыкла, что давно уже рассматривала как часть интерьера.

Норэну было неуютно после разговора, который произошёл за полчаса до того.