Он снова увидел перед собой низкие влажные своды камеры и плеть в руках палача.

«Я хочу знать ответ», — услышал он. Ответ… на вопрос, который он давно забыл… на вопрос, который не мог иметь значения теперь, когда крылатых нет…

— В любом случае я не собираюсь отдавать ему кольцо, — заявила Велена. Норен улыбнулся.

— Я поступил бы так же.

— Вот только у него Лемера… это немного усложняет дело.

— Я мог бы попробовать вытащить её, — сказал Норен, задумчиво покручивая в руках кольцо.

Велена с подозрением посмотрела на него.

— Норен… кто ты? Ты что-то не похож на тех крылатых, что я видела.

Норен пожал плечами.

— Те крылатые, что ты видела, наверняка выросли на римских кухнях, доедая объедки.

— А ты?

Норен посмотрел на Велену с лёгкой насмешкой.

— Я мог бы рассказать. Но разве ты не хотела спать?

Раскинувшийся за стенами город начинал просыпаться. Дворцы и фонтаны тонули в рассветной дымке. Воздух был холоднее и плотнее, чем обычно. Он проникал в самую глубину лёгких, при каждом вдохе. Первые прохожие плотнее кутались в длинные плащи и спешили скрыться между колонн. Густой утренний туман висел над улицами, так что трудно было поверить, что ещё несколько часов назад в этих окнах пылали огни, струились реки вина, слышались страстные стоны и пьяный смех. Город был невинен, как новорожденный младенец, и свеж.

Норен представил, как расправляет крылья и, оттолкнувшись от земли, кругами поднимается вверх. Там, над крышами особняков, нет густого белого одеяла, воздух прозрачен и чист.

Озеро тумана расстилается внизу, а в нём, как на островах в бурном океане, возвышаются семь холмов. То тут, то там виднеются отдельные здания и самые высокие монументы. Ещё не тронутые лучами солнца, их тёмные силуэты чётко вырисовываются на фоне размытой белизны тумана. Целые кварталы утонули в этой дымке вместе со всеми, кто их населял.

В гордом одиночестве гигантским утёсом нависает над туманом купол Пантеона. Неподалёку взмывает вверх, пронзая сизую пелену, стройный силуэт египетского обелиска — памятник древним фараонам и всего лишь стрелка в гигантских солнечных часах, сооружённых для императора.

Со всех сторон это озеро облаков окружает оправа изумрудных лесов. Извилистая расщелина Тибра пронизывает его насквозь.

— Ты никогда не спишь.

Голос патрицианы разорвал наваждение, и Норен вздрогнул, услышав его за спиной.

— Боюсь, — признал он, — если бы кто-то задумал убить тебя секунду назад — я вовсе не успел бы воспрепятствовать ему.

— Ничего, — на лице Хейд, приближавшейся к нему со спины, мелькнула улыбка. Патрициана остановилась и замерла со своим рабом плечом к плечу. — Думаю, ничего страшного не случится, если ты расслабишься на пару минут.

— Иногда мне кажется, что ты расслабляешься за нас двоих.

Велена ответила звонким смехом, в котором, однако, не слышалось и тени веселья.

— Я ведь патрициана, — ответила она. — Наше дело — почивать на лаврах отцов.

Норен не стал отвечать. Он прекрасно понимал, что Велена права, и в то же время, хотя знал её не так уж долго, чувствовал, что сама патрициана Хейд неуловимо отличается от других.

— О чём ты думал? — спросила Велена раньше, чем Норен успел подобрать подходящие слова.

На мгновение Норэну захотелось ответить резкостью — никто, кроме наставника, которого он давно потерял, не был вправе требовать с него ответ на подобный вопрос. Однако через секунду это желание прошло и, повинуясь неожиданному порыву, он произнёс:

— Я думал о том, каким увидел бы этот город, если бы мог взлететь.

Велена молчала. Отвела взгляд от Норена, которого разглядывала с того самого момента, как открыла глаза, и посмотрела на покрывавший город туман.