Норен дёрнулся, намереваясь встать, но рука Велены задержала его. Патрициана быстро поднесла пальцы крылатого к губам и поцеловала. Зелёные глаза её при этом внимательно смотрели на него снизу вверх, так, что Норена с ног до головы пробила дрожь. А Хейд ещё несколько мгновений прижимала к лицу понравившуюся ей ладонь и только затем выпустила её.

Норен сделал глубокий вдох, успокаивая взбесившееся сердце.

— Могу я узнать, чего ты от меня добиваешься? — спросил он.

— В данный момент — чтобы ты добыл губку и занялся моей спиной. Иди. Я буду ждать тебя тут.

Норен отправился выполнять приказ, а Велена откинула голову назад и лежала, разглядывая небо сквозь округлое отверстие в потолке — туда, наверх, поднимались клубы пара. В помещении было жарко, а в обычные дни Велене не слишком нравилась жара. Но она расслабляла и представляя, как её размякшего тела будут касаться руки столь желанного раба, Велена с трудом сдерживала улыбку.

«Странный каприз», — думала она, — «И странный раб». Велена умела добиваться своего, но, как правило, у неё не было нужды тратить на свою добычу слишком много сил. Звенящий холод, окружавший Норена, пробуждал в её сердце давно забытый азарт.

Вернувшись, Норен снова присел в изголовье её ванны и, отложив в стороны набранные купальные принадлежности, взялся за волосы Хейд, чтобы отодвинуть их в сторону.

Он впервые получил возможность прикоснуться к этим волосам, которые с таким тщанием ежедневно укладывали и расчёсывали при нём. От чёрных прядей исходил едва ощутимый нежный аромат, так что хотелось склониться ниже и поднести к лицу, чтобы по-настоящему вдохнуть этот запах, так контрастировавший с внешностью его владелицы.

Норен напомнил себе, что перед ним энтари, и вместо того, чтобы делать подобные глупости, осторожно, против воли стараясь не причинить вреда, завязал волосы узлом.

— У тебя заботливые руки, — не преминула отметить патрициана, отчего в груди Норена всколыхнулась злость, но он тут же унял её.

— Боюсь, ты ошибаешься, — сухо сказал он и, взяв флакончик с маслом, вылил немного на ладонь. — Я не гожусь для того, чтобы приносить удовольствие и ласкать. Моё дело — только война.

Он помолчал, а затем нерешительно произнёс:

— Я выбрал для тебя фиалку. Не знал, что ты предпочитаешь лилии… это подойдёт?

Велена улыбнулась, однако Норен, к счастью, не видел её лица.

— Подойдёт, — сказала патрициана, — мне будет интересно узнать, какой ты воспринимаешь меня.

Норен медленно растёр масло в ладонях, а затем опустил пальцы на плечи Велены и аккуратно надавил на впадинки около шеи.

— Фиалка была выбрана просто потому, что подходит к цвету твоих волос. Если заглядывать глубже, этот запах определённо слишком нежен для тебя… Как и тот, которым ты пользуешься сейчас. Впрочем… там всё равно не было ничего, кроме цветов.

— Интересно, — слушая его, Велена обдумывала не только то, о чём они говорили, но и сам факт того, что крылатый разбирается в ароматах. «Впрочем, он же крылатый», — говорила патрициана себе, — «они все помешаны на живописи и стихах… можно было ожидать». И в то же время она не ожидала. Сухощавый и резкий раб, который приглянулся ей на гладиаторских боях, с тонкими материями не ассоциировался у неё в упор.

Норен, тем временем, продолжал свой неторопливый массаж, и Велена чувствовала, как от прикосновений его пальцев по телу разливается покой.

— Что бы выбрал ты? — хрипло спросила она. Голова патрицианы откинулась назад и к обоюдному удивлению хозяйки и раба, оказалась у крылатого на животе.