Оставив коней, они вошли внутрь. Тут же рабыни подскочили к патрициане и принялись заботливо стягивать с неё тогу. Норен предчувствовал повторение недавнего выхода в свет, когда его ролью станет молчаливо стоять за спиной, но дело стремительно приняло иной оборот — Велена подала рабыням знак. Одна из них с сомнением воззрилась на Норена, пока другая продолжала расплетать завязки на сандалии Велены.

— Он будет меня развлекать, — пояснила Велена. Рабыня покорно кивнула и, приблизившись к Норэну со спины, принялась стягивать с него камзол.

Норен растерянно смотрел на свою патрициану. Он понимал, что в присутствии посторонних лишнего себе лучше не позволять, но раздеваться абсолютно не хотел.

— Мы в купальне, Норен, — сказала Велена, позволив тени нетерпения прорваться в голос, — все кругом будут голыми. В бархатном камзоле ты будешь выглядеть смешно.

Аргумент произвёл неожиданно сильный эффект — Норен отступил от рабыни и принялся быстро, как будто ему дали на это всего сорок секунд, стягивать с себя одежду — один предмет за другим. Стопка аккуратно сложенных вещей стремительно росла на скамье, а Велена стала забывать о собственном раздевании, увлечённая зрелищем этого неправильного, но весьма соблазнительного стриптиза.

Тело Норена было жилистым и подтянутым, хотя теперь, когда он провёл в доме Хейд несколько недель, худоба и выступающие рёбра уже не так бросались в глаза.

Велена испытала настойчивое желание подойти к нему и провести рукой по бокам, изучая горячую кожу. Наклониться, впиться поцелуем в стройную шею и целовать дальше, пробуя это тело дюйм за дюймом на вкус.

Велена мотнула головой, отгоняя навязчивую фантазию, которая и без того нет-нет да и давала о себе знать.

Норен тем временем замешкался, придерживая рукой обмотанную вокруг бёдер тряпицу. Велене было более чем интересно узнать, что находится под ней. В тот раз, когда Норена только доставили в её дом, она имела возможность изучить тело Норена целиком — но не стала, решив, что время ещё придёт. Теперь же собственный раб, похоже, собирался ей в этом удовольствии отказать.

Велена могла бы сказать, что им дадут простыни — но не хотела.

— Целиком, — вместо этого сказала она. Голос её прозвучал неожиданно гулко, и Норен сглотнул.

— Разрешите, я прежде помогу раздеться вам, моя госпожа, — елейный голос Норена ничего хорошего не предвещал. И тем не менее, отодвинув в сторону рабыню, он опустился на одно колено у ног Велены. Взялся за ногу патрицианы и принялся расстёгивать вторую сандалию.

Глядя на льдистые глаза, смотревшие на неё          снизу вверх, Велена отчётливо ощущала, как разливается по телу пламя. Грудь Норена медленно и сильно вздымалась, однако дыхание его замерло в один миг, когда взгляд скользнул от лица патриция вниз, к набухшим соскам на крепкой округлой груди.

Велене не было неловко. Напротив, она с любопытством наблюдала, что Норен станет делать теперь. Скрывать свои желания не было смысла — Норен должен был знать, что они есть. А в глубине души Велена надеялась, что они обрадуют её бесстрашного раба. Многие рабы мечтали, чтобы госпожа приметила их. Крылатые или не крылатые — всё равно. Но Велена хотела большего. Хотела увидеть ответное пламя в этих вечно холодных глазах.

Однако Норен, казалось, ещё сильнее заледенел. Он больше не поднимал глаз — стягивал с патрицианы один предмет одежды за другим так же чётко и равнодушно, как до того — свои.

Когда Норен освободил её от шёлкового белья, и Велена оказалась ещё более обнажена, чем её раб, она поймала крылатого за плечи и потянула вверх, заставляя встать. Ловкая смена позиции позволила ей будто бы невзначай прижать невольника к себе. Сквозь ткань повязки Велена мягко прошлась ладонью по его бедру и разочаровано замерла, обнаружив абсолютно расслабленный член.