Норен с трудом удержался от того, чтобы спросить, как же Хейд решилась впустить в дом его, однако он уже чувствовал, что это бессмысленно. В некоторых вопросах осторожная и подозрительная до абсурда, в других патрициана могла становиться наивной как ребёнок, так что, пожалуй, телохранитель действительно был ей необходим.

«Если бы ещё этим телохранителем не оказался враг», — горечь кольнула грудь, и Норен сглотнул.

— У меня есть мысли относительно того, кто может быть организатором заговора, — продолжала тем временем Хейд, — и я хочу, чтобы ты взглянул на этих людей. На случай, если они окажутся угрозой для нас в нужный момент. К сожалению, мыслей относительно того, что может быть причиной покушения, у меня нет.

Велена помолчала.

— Ты хочешь сделать это сейчас?.. — прервал молчание Норен. Велена стала его первой хозяйкой, которая не требовала, чтобы к ней обращались «госпожа», и Норен, который ещё недавно сам к этому стремился, теперь каждый раз делал паузу, неуверенный в том, как окончить фразу.

— Сейчас придут просители, — сказала Хейд. Отщипнула от хлеба новый кусочек и отправила в рот. — Видимо, вечером тебе придётся пойти со мной.

Велена обдумывала это решение уже несколько дней. Присутствие крылатого, по непонятным ей самой причинам, успокаивало патрициану, и она держала его при себе большую часть дня. Даже засыпал Норен сидя возле неё, хотя до тех пор ни единого человека Велена настолько близко не подпускала.

Однако, онв ни разу не бралв его с собой по вечерам. Смутное предчувствие тревожило Велену — как будто Норен был той слабостью, которую не следует раскрывать. Она злилась на себя за эту очередную причуду, напоминала себе о том, что задача раба — охранять госпожу, а не наоборот. И тем не менее взять Норена с собой в императорский дворец никак не могла.

Давно следовало это поменять. От телохранителя мало толку, если он не знает врага в лицо.

Норен тоже молчал. Одну энтари он постепенно почти научился терпеть рядом с собой. Велена вообще мало походила на тех патрициев, которых он знал до сих пор, но Норен продолжал подозревать, что в этом есть какой-то подвох.

Однако целый дворец, полный ими, был абсолютно точно «слишком» для него.

— Патрициана… — осторожно заговорил он.

Велена посмотрела на него.

— Ты можешь называть меня по имени.

— В нашу первую встречу… там, в бараках Арены… ты ведь поняла, кто я такой?

Во взгляде Велены появился вопрос.

— Ты сказала, что у меня чёрные крылья, так?

— Да, — Велена обнаружила, что её голос слегка охрип. Она больше не пыталась расспрашивать крылатого о том, откуда у него такое мастерство. Сочла, что потребуется время, чтобы тот захотел ей доверять. Но даже самые смелые её ожидания не давали повода надеяться, что Норен так быстро заведёт этот разговор сам.

— Ты знаешь, что ненависть к энтари… мы впитываем с молоком?

Велена молчала. Теперь уже потому, что не желала признаваться, что не знает ничего. Народ крылатых не спешил делиться секретами, даже под пыткой. Они не умели убивать, но предпочитали умереть, чем предать свой народ.

— Ты хочешь сказать, что можешь не сдержаться? — наконец произнесла она.

Норен кивнул.

— Нас с младенчества обучают убивать, — спокойно, как нечто само собой разумеющееся произнёс он. — Убивать тех, у кого пляшут металлические отблески в глазах. Убивать подобных тебе. В этом смысл того, что мы живём.

— Почему же ты до сих пор не убил меня? — спросила Велена и ощутила в груди тревожный укол.

Норен долго молчал, прежде чем произнёс:

— Я не знаю. Но это не значит, что я ненавижу тебя меньше, чем вас всех.