— Поговорим об этом в другой раз. Я просто хотела удостовериться, что у нас с тобой нет проблем.

Эрайэ снова сверкнул зубами.

— У нас с тобой есть проблемы… госпожа Хейд. Потому что ты - энтари, а я - крылатый. Потому что ты - патрициана, а я… — он помотал головой, — но это не важно. За тобой вся мощь Вечного Рима. А у меня есть только руки, непривычные к мечу, да девочка, которую я хочу защитить. И я не такой дурак, чтобы бросаться на тебя, когда наши силы столь неравны.

Велена продолжала смотреть на него, но взгляд её налился свинцом.

— Забавно, — сказала она, — ровно этим же вечером меня убеждали броситься наперерез этой, как ты сказал, махине, не имея за душой ничего, кроме руны Хейд и верного телохранителя.

— И что ты ответила?

— Я отказалась. Но теперь сомневаюсь, была ли права.

Она отвернулась и стала подниматься к себе.

***

Норен вернулся парой минут позже. Велена, как и накануне, стояла у окна и смотрела на город.

Крылатый молча устроился в кресле рядом с ней и запрокинул голову на спинку.

Некоторое время в спальне царила тишина. Затем энтари развернулась, подошла к креслу и опустилась на колени, снизу вверх заглядывая в глаза убийцы.

— Я вчера переборщила? — спросила она, опуская руки на колени крылатого.

— Что? — Норен не сразу понял. — Нет… Я знаю, каково тебе сейчас.

Велена отвернулась, снова глядя за окно.

— Я не была так мудра.

Норен усмехнулся.

— Просто мне довелось увидеть это раньше. А ты… Ну, ты вообще никогда не была особенно мудра, — он помолчал. — Зато ты всегда была терпелива. И очаровательна.

Велена так же грустно рассмеялась, но улыбка быстро сползла с её лица. Она опять повернулась к крылатому.

— Норен, не позволяй мне причинить тебе боль.

Пальцы крылатого легко коснулись её виска и провели линию вдоль шеи вниз.

— Почему нет? Если тебе от этого легче.

— Я не хочу этого. Больше всего на свете я хочу, чтобы у тебя всё наконец было хорошо. Но чем больше я стараюсь, тем хуже выходит. Гильдия, плети, бессонные ночи… Я так хотела бы обещать, что никогда не сделаю тебе больно, но я сама не верю себе.

— Патрициана… — рука его осторожно вплелась в длинные чёрные волосы, — ты не думала, что бессонные ночи рядом с тобой — это и есть моё «всё хорошо?». Да за одни эти слова, будь они ложью хоть сотню раз, я готов принадлежать тебе до конца дней.

Велена протянула руки и крепко стиснула тело крылатого.

— Это самое страшное, — сказала энтари, — тебе нужно так мало… А я так хотела бы дать тебе больше, — она замолчала, и лицо её стало ещё мрачнее, — скоро в Риме начнётся резня. Никто не выйдет из воды сухим. Если мы останемся здесь, нам придётся занять чью-то сторону, и ни одна сторона не будет правой.

— Мне всё равно, — сказал Норен, рассматривая, как чёрные волосы перетекают через его пальцы. — Я устал. Это больше не моя война. Ты права, нет лучших и худших. Кто бы ни победил, впереди только кровь, ненависть и боль. Я просто буду убивать тех, кого ты скажешь.

Велена вскинула голову, вглядываясь в глаза Норена, но не увидела там ничего.

— Ты не нравишься мне таким.

— Жаль… но мне нечего тебе ответить. Крылатые — если они и были когда-то — не вернутся. Тот народ, что придёт на их место, станет таким же, как любое варварское племя. Свобода, вырванная с кровью, станет комом им в горле. Их дети будут знать, что нет пути к свободе, кроме убийства.

— Я говорила не о крылатых, Норен. Я говорила о тебе. Чего хочешь ты?

— Обо мне? Кто такой этот я?

— Человек, которого я люблю.

— Этого мало. Этого достаточно, чтобы убивать для тебя, но мало, чтобы иметь собственные желания. У меня никогда не было своей жизни, только приказы и подчинение. Так как я могу знать, чего хочу? Только не смотри на меня так. Уже слишком поздно что-то менять. Я мог уйти, но я остался с тобой — и я не жалею.