Дайнэ стоял и думал, в какой момент эти лица стали терять имена. Когда он перестал думать о них, как о живых.

За прошедшие годы у него были сотни учеников. И теперь он думал о том, чьих мёртвых тел на его пути было больше — тех, кого он убил, или тех, кого он воспитал?

Инаро не знал. Цель, к которой он шёл, маяком светила вдали. Приказ, который он не мог нарушить. Пятнадцать лет прошло с тех пор, как он вырезал из собственного тела таар. Дайнэ думал, что это поможет — но нет, не помогло.

Приказ был исполнен.

Дайнэ стоял и смотрел на Рим, готовый пасть к его ногам.

«Это будет не так легко», — понимал он. Больше не было маяка. Ему казалось, что он как камень с горы катится вперёд и даже если захочет — уже не сможет свернуть.

Ему нравилось быть камнем. Нравилось ни за что не отвечать.

Он закрыл глаза и про себя повторил: «Храм времён».

В темноте, окружившей его со всех сторон, слова Лиры мерцали призрачной искрой надежды. Оружие или кровь, что он хочет отыскать там — Дайнэ не знал. Знал лишь только, что Лира предлагала ему цель. Новую цель, за которую ему, аран-тал, было позволено умереть.

«Но я больше не аран-тал», — устало думал он. «Прости, моя намэ. Ты плохо рассчитала свой приказ. Я выполнял его так долго, что разучился подчиняться. Твой приказ стал смыслом и целью. И ты не сможешь заменить его новым. Как бы ты этого не хотела. Как бы я этого не хотел.

Ты приказала мне возродить касту катар-талах. Ты заставила меня стать одним из них. И я стал.

Мы вернёмся. Мы будем вашими защитниками.

Мы станем лучше наших предков — мы позволим вам творить.

Мы построим новый мир. В котором никто не посмеет вам мешать.

В котором никто не будет вами управлять.

Никто, кроме нас».

***

— Приветствую тебя, наарэ. Пусть ветер подскажет тебе, где прячется враг.

Дайнэ не обернулся.

Наарэ — давно забытое слово, обретшее плоть, когда началась война. Наарэ — не наставник. Наарэ — ведущий вперёд.

Намэ хранит знание, рассказывает о том, как могло бы быть.

Наарэ идёт в бой впереди тебя. Не боится пожертвовать собой — и не боится пожертвовать тобой.

— Приветствую тебя, нийрэ. Пусть тени ночи укроют тебя, пусть свет дня предаст твоих врагов.

Крылатый в сером плаще, чьё лицо скрывал просторный капюшон, выступил вперёд. Волосы, такие же чёрные, как у Дайнэ, и такие же длинные, свешивались на грудь и слабо колыхались на ветру. Вороные звенья кольчуги — нового изобретения оружейников цитадели — слабо поблёскивали в первых лучах рассветного солнца.

Киере выпростал из-под плаща тонкие запястья и длинными чуткими пальцами отбросил назад капюшон. Лицо, как две капли воды похожее на лицо наарэ, но куда более молодое, было спокойным и неподвижным.

— Ты принял решение, наарэ? — голос говорившего, такой же спокойный и чистый, металлом прозвенел в ночной тишине.

— Да, — вопреки своим словам Дайнэ сглотнул. — Принял. Уже давно.

— Мы думали, намэ Лира сможет его изменить.

— Опасались? — Дайнэ бросил быстрый взгляд через плечо.

— Нет, — произнёс Киере медленно и будто бы даже задумчиво. Он не был оратором и потому всегда, когда ступал на опасную почву переговоров, тщательно подбирал слова. — Мы бы приняли любое твоё слово, наарэ. Мы не смеем противиться — но мы хотим, чтобы ты знал и наши желания.

— Разрушить Рим?

— Нет, — вторил Киере и снова задумался. Он повторял то, о чём они с Дайнэ говорили уже не единожды, и тем сложнее было облечь мысль в новые звуки, более убедительные, чем в прошлый раз. — Рим лишь звено в общей цепи. Месть глупа и бессмысленна. Она лишь служит кормом Песни, звучащей в крови тех, кто не способен понять её и унять. Народу крылатых не будет покоя, пока Ойкумена не научится нас почитать.