- Племянница короля? Ничего себе, - не удержалась я. – Очень выгодный брак.

- О свадьбе до последнего не было известно, - пояснила госпожа Эрмелина. – То есть о свадьбе известно, но невесты всё время менялись. Дочь графа Кринби расторгла помолвку, дочь бургомистра из Ильфракомба попросту сбежала, а девица Лионель заперлась в монастыре и сказала, что примет постриг, если родители попытаются её забрать.

- Да уж, - пробормотала я, - это почище, чем спрятаться в сундуке…

- Что вы сказали? – живо переспросила бургомистрша.

- Ничего, - громко сказала я. – Продолжайте, дорогая Эрмелина.

- Собственно, уже и продолжать нечего, - пожала она плечами. – Леди Алисия приняла предложение милорда дня за четыре до торжества. У алтаря она упала в обморок. А это – очень плохая примета, как вы знаете.

- И после всего этого нашлась ещё одна смелая девица, которая согласилась стать маркграфиней? - поинтересовалась я.

- И даже не одна, - невинно заметила бургомистрша, но так хитро прищурилась при этом, что я сразу разуверилась в её наивности. – Но леди Доротея была не совсем девицей. Поговаривали, - тут она подалась ко мне и таинственно понизила голос, - в столице поговаривали, что она проявила чрезмерную страсть к некому лорду, а вот он страсти не проявил. И леди Доротея вынуждена была согласиться на брак с маркграфом, тем более что король проявил большое внимание к этому браку и подарил новобрачным город Сан-Жюр и три деревни с охотничьими угодьями. А потом появились вы…

- Небеса святые, - не удержалась я от удивлённого возгласа. – И всё это вы разузнали, проживая здесь? В Плакли?

- Чего только не услышишь, если умеешь слушать, - промурлыкала госпожа Эрмелина, и в самом деле стала похожа на огромную довольную кошку. – А что ещё делать зимой, как не сплетничать?

- Ладно, с пятерыми последними жёнами мы разобрались, - сказала я, решительно не замечая её намёков. – А что произошло с первыми двумя?

Вот тут бургомистрша не смогла снабдить меня достоверными сплетнями. Смерть двух первых жён маркграфа не сразу заинтересовала сплетничающую общественность, да и умерли леди Элен и леди Агнес в замке мужа, а не где-то на людях и как-то драматично. Кофейная чашка, в которую госпожа Эрмелина продолжала вглядываться, ответа относительно двух первых жён не дала, и пришлось отправляться к обеденному столу с тем, что есть.

На обед нам подали три перемены блюд – рыбный суп, жареную курочку и тушёные овощи с паровыми котлетками, на десерт принесли прекрасный яблочный пирог, а потом опять был кофе, и довеском к нему полагались шоколадные конфеты – из столицы, с коньяком и вишней.

К столу появилась младшая дочь бургомистрши – девица Анна, и проявила ко мне столько тепла и участия, что к концу трапезы я не знала, куда их девать. Тепла было слишком много, участия – чрезмерно. Я вздохнула свободно только когда осталась в своей комнате одна – хозяйка предоставила мне время для послеобеденного отдыха. Можно было немного поспать, но я не смогла – только закрывала глаза, как перед моим мысленным взором начинался хоровод мёртвых жён Ральфа Бирнбаума – Агнес, Элен, Доротея, Сибилла… Для меня это были всего лишь имена, но я прекрасно понимала, что каждое имя – это женщина с чувствами, мечтами и надеждами, которые скоропостижно и трагически оборвались. Возможно, через пару лет какая-нибудь Элизабет будет повторять эти имена, добавляя к ним восьмое – Патриция.

Но нет, меня это точно не устраивало. И я не верила ни в какое проклятье. Всегда легче свалить всё на потусторонние силы, чем увидеть очевидное – борьбу за наследство, например. Или месть. Мало ли, кому мог отравить жизнь такой грубый человек, как маркграф Синяя Борода.