― Эй! ― знакомый голос растекается теплым медом по ушам.

Один вдох, и что―то отшвыривает меня от Яновской ― или скорее Яновскую от меня, ― а затем я приземляюсь в заботливые Дашины руки.

― …нись! Хватит, говорю! ― Максим вырастает стеной между мной и Викой, наверняка сразу понимая, кого и от кого нужно спасать.

― Мерзавка первая начала!

― Первый, последний ― ты в детском саду что ли? ― и вот вроде бы осаживает, но с другой стороны чокнутой даже возразить нечего. ― Здесь территория Школы, ещё помнишь об этом? Или хочешь, чтобы вас исключили?

По испуганным глазам стервокаторши вижу, что для неё учеба в ВАОН ― всё. Без преувеличения. И что, если на меня ей плевать, то за собственную стипендию она не только перегрызет чье―нибудь горло, но и на своё наступит.

― Здесь МОЯ территория. Усеки это, сука. ― выплевывает свой яд прежде, чем уйти.

― Вот же психованная, ― злится Даша, а я с какого―то перепуга рассуждаю о том, что было в голове у придурка Бестужева, когда он связывался с такой сумасшедшей.

Хотя он и сам, если подумать, адекватностью не искрил.

― Ты как?

― В порядке.

Максим легко касается моей спины, а затем одергивает руку, будто обжигается. А мне всегда казалось, что я не кусаюсь. Или дело в другом?

Всю следующую пару ― а она, как на зло, потоковая ― прямо―таки ощущаю на себе испепеляющий взгляд стервокаторши и её тупых бесхарактерных Барби. А ещё слышу нескончаемые перешептывания, которые, если честно, всё сильнее начинали напрягать.

И как бы мне не хотелось на всю врубить свой наивный оптимизм и, закрыв руками уши, как в детстве, когда было страшно или беспокойно, громко―громко петь, факт оставался фактом ― о нашей недавней стычке с Яновской болтала вся Школа.

Класс.

Всегда мечтала быть главным объектом грязных сплетен.

― Ничего, посудачат и забудут, ― шепчет Даша, слушая весь этот каламбур, как и я, с первого ряда. Все эти смешки, током летящие в спину. Все эти обрывки абсолютно идиотских разговоров, в которых ни смысла, ни рассудительности. Бесит.

― Как думаешь, сучки испишут мой шкафчик банальными «шлюха» или вроде того?

― Если и так, им крепко влетит. В Школе всюду камеры.

― Я солгу, если скажу, что меня это не радует.

Успеваем обменяться короткими полуулыбками, а затем вздрагиваем, когда в аудиторию внезапно хлопает дверь. Вернувшийся в класс Авксентий Аристархович и пяти слов не произносит, а мне уже хочется бежать с лекции со всех ног.

― Бестужев, Гладкова ― к директору.

Замираю, чувствуя, как надо мной проносится ледяное торнадо. Воздух мгновенно холодеет, а тишина с силой сдавливает перепонки. Я и Бестужев? Это какая―то шутка? Я бы не удивилась, если бы вызвали меня и Вику. В связи с последними событиями, это хотя бы логично. Но я и этот самовлюбленный индюк? Или до них слухи долго доходят, или…

― Антон, Соня, ― торопит Дятлов и, понимая, что не ослышалась, закрываю тетрадь. Даже волосками на коже ощущаю, как нервничает Даша. Да чего греха таить, я сама будто на раскаленных углях. Пока иду к двери, чувствую, как придурок буквально дышит мне в затылок. А ещё ― как бесится Яновская. И, если честно, готова заобнимать Бестужева, играя в всепоглощающую любовь и дружбу, лишь бы позлить ведьму ещё немного. А, может, и не только заобнимать…

― Что ещё ты натворила? ― слышу шипящее за спиной и ушам своим не верю.

― Я?

― Да, ты. От твоего языка одни неприятности.

Он сейчас серьезно?

И очень хочется съязвить про его язык, который не так давно нагло брал штурмом мой и был очень даже не против всех последовавших за этим неприятностей, но дверь в директорскую открывается раньше, чем я открываю рот.