― Выкладывай.

Ой―ёй.

Видимо, я думала слишком громко.

― Что?

― Дурочку не включай. Ты и страницы не прочла. ― открываю рот, чтобы оправдаться, но Вознесенская реагирует быстрее. ― Не―а, не прокатит. Я прямо―таки чувствую запах твоего вранья.

― Что ты услышать хочешь? ― выдыхаю, понимая, что увиливать бесполезно.

― Кто он? ― улыбается и тянется ближе через стол. А я оглядываюсь по привычке, хотя и знаю, что кроме нас в зале никого.

― Антон.

― Тот красавчик с юридического?

― Нет. Бестужев.

― Бес… ― почти кричит, но резко замолкает и лупит на меня глаза. ― Спятила? Втюрилась в брата?

― Не втюрилась я. ― явно ждёт продолжения, поэтому тихо добавляю. ― И он мне не брат.

― О, это определённо всё меняет.

― Он меня поцеловал.

Не знаю, какой чертенок тянет меня за язык. Но, если честно, держать всё в себе просто нет сил. И плевать, если придется оправдываться. Плевать даже если Даша не поймет. Мне просто нужно выговориться. Хотя бы кому―то.

― Шутишь, да?

Верчу головой, хотя знаю, что она и по взгляду всё понимает.

― Он ведь, мягко говоря, терпеть тебя не может.

― Знаю.

― И у него есть девушка. Хотя это, наверное, не аргумент, учитывая, какая она стерва. Да и отношения между ними скорее одноразовые.

― В смысле?

― В смысле исключительно в постели.

― То есть… Бестужев не настроен к ней серьезно?

Вместо ответа Даша буквально вскапывает меня взглядом. Наверное, весь тот табун мыслей, вариантов и вопросов, который проносится в моей голове, каким―то образом передается и ей.

― Не смотри на меня так. Мне просто любопытно.

― Любопытно? Едва ли не самый популярный парень в Школе целует тебя, при этом мечтая задушить, а ты, вместо того, чтобы бежать, буквально ныряешь к нему в лапы!

― Ты утрируешь.

― Вовсе нет. ― когда встаю, сгребая со стола учебник, Даша встает за мной. ― Все истории, в которых хорошие девочки остаются с разбитым сердцем, так и начинаются.

― У нас с Бестужевым нет никакой истории.

― Пока нет. Но если ты не перестанешь верить в то, что сможешь его изменить, она появится. И конец у неё будет совсем не как в сказке.

― Зря я тебе рассказала, ― шепчу не подумав, но Вознесенская и не думает обижаться. Выдыхает, успокаивается, а затем ловит мой растерянный взгляд своим.

― У меня душа не на месте, Сонь. Я видела, как страдала Эля от подобных ему, и не хочу того же для тебя.

Знаю. Вижу по её глазам. Но всё равно готова бросаться в эту пропасть, несмотря ни на что. Плевав на последствия. И дело не в том, что я испытываю что―то к Бестужеву, что хочу что―то в нем изменить. Нет. Просто чувствую в произошедшем свою вину. В том, каким мог бы быть Антон и каким стал в итоге. В том, что случилось с тетей Варей и…

― Спасибо, ― больно, но давлю из себя полуулыбку.

И хочется сказать, как ценю её заботу обо мне, но дверь со скрипом отъезжает, и мы вздрагиваем, словно в дешевом низкопробном хорроре.

― Эй, вы всё ещё здесь?

― Я написала ей, что мы будем зубрить в библиотеке культурологию, ― шепчет Даша, читая в моей реакции вопрос.

― Там уже началось вовсю!

― Что началось?

По расширяющимся глазам Вознесенской понимаю, что ничего хорошего.

― Ань, слушай…

Стоянова закатывает глаза, а затем буквально уволакивает нас за собой, отказываясь слушать возражения. Почти ничего не понимаю в их словесной перепалке, одно знаю точно: Даша догадывается куда Аня тащит наши задницы, а я ― нет.

Всё меняется, когда мы приближаемся к приоткрытым дверям спортивного зала. И, если вначале я всё ещё не понимаю, зачем мы здесь, то, когда слышу характерный повторяющийся удар мяча о пол, пазл, наконец, собирается.