— Элли, холод не враг только мне. Почему ты терпишь его и стоишь тут?

Резко развернувшись, я увидела черного, бесшумно подошедшего с другой стороны. Мои собаки стояли позади него, больше похожие на живые сугробы, с довольным видом раззявив клыкастые пасти и глядя неотрывно, будто ожидая команды. Не от меня, от чужака.

— Не могла же я просто уйти в тепло, бросив тебя бродить тут! — ответила, входя-таки в дом.

— Почему? — спросил шедший за мной Каратель.

— Ты раздет и еще нездоров, а там мог быть зверь, — повернулась я к нему и тут же отвела глаза. Вся его кожа была покрыта каплями воды от растаявших снежинок.

Одежда. Его срочно нужно одеть. Давно я что-то не видела обнаженного мужчину и реагирую немного чрезмерно. Или это от того, что осознаю неотвратимость близости, которая между нами случится. Не близости, глупая Элли. Совокупления. Хотя и этого у меня не было очень уж давно. Если быть совсем уж точной и придираться к словам, то никогда. Не случалось у меня в жизни секса без вовлечения чувств.

— И?

— И он мог напасть на тебя. — Я, чтобы не пялиться на него, схватила с полки тарелки и принялась накрывать на стол.

— Здоровый — нет. А на тебя — да. Любой.

— Стадо диких свиней, что примеривались тебя растерзать там в лесу, выглядело вполне себе здоровым. — Я сунула ему в руку отрез мягкой ткани, взятый с полки тут же. — Оботрись.

— Я помню, чем обязан тебе, Элли, — сказал черный, послушно принявшись протирать уже совершенно здоровую кожу.

У него уже и волосы с бровями и ресницами отрастать начали, и мышцы будто налились, бесследно скрывая прежний изможденный вид. Немыслимая для человека скорость выздоровления, которая напоминала мне, насколько мы разные. Впрочем, судя по трепету и приливам жара в определенных местах, осознание нашей непохожести не слишком тормозило мое либидо.

— Я же не для того! — вдруг почувствовала приступ стыда. — Не в упрек. Я объяснить пытаюсь, что это неправильно — оставлять кого-то одного в предположительно опасной ситуации!

— Ты ходила там одна. Ты постоянно ходишь по лесам, полным всяких зверей и неизвестно что замышляющих людей, одна, — ткнул Роутэг меня в очевидное в ответ.

Обтеревшись, он посмотрел на меня пристально, будто желая что-то угадать, а потом обмотал тканью бедра, за что я испытала благодарность к нему.

— А с кем же мне ходить, кроме собак? — Я водрузила блюдо с уткой на середину стола и взялась за обсидиановый нож, чтобы ее порезать. — У меня нет никого.

Птичка оказалась внутри все еще очень горячей, и я тихонько зашипела, слегка обжегшись. Роутэг оказался за моей спиной мгновенно и отобрал нож.

— Больше это не так, — уронил, нарезая тушку.

Ладно, похоже он уже достаточно окреп и можно поговорить. Наполнила тарелки подоспевшей кашей из горшка и, положив деревянные ложки, вырезанные еще моим отцом, сделала приглашающий жест.

— Могу я спросить тебя, что значат все эти твои слова о том, что ты не планируешь уходить, и вот сейчас, что я больше не одна? Они о том, что ты планируешь длительные отношения со мной? Ты собираешься остаться?

Он же указывал мне прежде, что я спрашиваю не о том, что хочу знать и избегаю некоторых вопросов вовсе. Исправляюсь.

— Я сказал, что хочу быть твоим новым мужчиной, — кивнул черный, опускаясь на стул напротив, — но нет, я не останусь здесь.

— То есть ты планируешь прилетать ко мне… по мере необходимости? — Угу, как только возникнет желание… совокупиться.

— Прилетать? Нет. Я заберу тебя отсюда. Мы уйдем вдвоем. — За стол-то он сел, но к пище не прикоснулся.