— Как это? Куда? — распахнула я глаза в шоке, вскакивая. — В смысле… нет! Нет! Невозможно! Это мой дом, этот скит еще мой дед построил до катастрофы, и я никуда…
— Элли! — Нет, Роутэг не повысил голос ни капли, не добавил в него жесткости, но прозвучало мое имя все равно подобно удару каменного топора — отсекая любые возражения в зародыше. Поэтому я замолчала и только потрясенно пялилась на него, медленно опустившись на место.
— Разве это так необходимо? — справилась с собой через минуту и, взяв с блюда кусок мяса, едва ли не швырнула его в свою тарелку, вспомнив, что в прошлый раз Каратель наотрез отказывался брать пищу первым.
— Да.
“Да”, и все на этом. Словами, как камнями, припечатывает и плевать ему, что каждый мне по-живому. Сделав с десяток вдохов и проморгавшись, чтобы справиться с собой, постаралась спросить как можно спокойнее:
— Почему? Ты же не можешь не понимать, что здесь у меня дом. Здесь у меня все вообще. Я всегда жила здесь и нигде больше. Здесь моя жизнь, и другой я не знаю и не хочу!
— Понимаю и сожалею. Но так нужно, Элли.
Роутэг глаз не отвел, глядя на меня все так же пристально и, теперь чудилось, абсолютно безжалостно. Ни о чем он не сожалеет.
— Почему? — рискуя вызвать его раздражение, продолжила упрямиться я. — Я же имею право на объяснение хотя бы?
— Да. Но позже. Пока тебе просто нужно привыкнуть к мысли о том, что придется уходить. Я вижу, что это трудно для тебя и не хочу усугублять ситуацию лишней информацией.
Просто привыкнуть? Он серьезно? И чем еще можно усугубить подобное?
— А если… — Да что я уже теряю? — Если я откажусь принять тебя как своего мужчину?
Я ожидала вспышки гнева, но вместо этого черный прикрыл на секунду глаза, словно переживая некий болезненный момент, глубоко вздохнул, кадык его резко дернулся, и посмотрел на меня с прежней непроницаемой невозмутимостью.
— Это ничего не изменит в целом.
— Отчего же? — Его непрошибаемость горячила мою кровь, подталкивая и дальше испытывать его терпение. — Если я возьму другого мужчину. Человека. Приму его как своего супруга. И останусь с ним здесь.
— Я буду вынужден доказать ему, что сильнее. Убить его, если он не признает этого и продолжит претендовать на тебя. Или же он убьет меня, но, Элли, это ничего не изменит. Ты не сможешь жить здесь дальше. И тебе придется поверить мне.
— Но почему?!
— Ешь, пожалуйста, Элли, — велел Каратель, кивнув на мою тарелку. И к своей пище он, к слову, так и не прикоснулся.
Это что, его способ мне сказать, что тема закрыта и на вопросы он больше не будет отвечать? Но разве это справедливо?!
— Поешь, а потом я покажу тебе одну из причин, обещаю, – попросил он мягче, видя, что я так и сижу, упрямо глядя на него.
— Причин, почему мне нельзя остаться в родном доме?
— Да. И для того, чтобы начать доверять мне.
— Хорошо, — смирившись, я взялась за ложку.
Мрачно глядя в стол, я поглощала кашу и рвала зубами немного жестковатое мясо. Эта утка была явно не молоденькой, но я ведь нарочно выбрала на леднике самую крупную, чтобы накормить мужчину, который вознамерился разрушить всю мою жизнь, выходит. Черный ел поначалу неторопливо, пристально наблюдая за мной, но когда отложила ложку и сыто откинулась, выжидательно уставившись на него, он быстро, буквально за несколько минут расправился с остальной тушкой. Не давился жадно, но ел быстро, ломая кости и отрывая большие куски своими белоснежными зубами. Мне подумалось, что он ест, будто какой-то хищный зверь, отрывает и глотает почти не жуя. Однако зрелище не вызывало отторжения даже сейчас, когда я на него злилась. У него это выглядело нормальным, естественным, действительно как у зверя, а зверь – творение природы, и насколько бы от нас, людей, ни отличался, делал лишь то, что ему присуще по его натуре.