Становилось все интереснее и интереснее.

— Я прекрасно понимаю, что не каждая молодая девушка способна провести четыре часа, непрерывно выводя буквы или срисовывая в альбом листья растений, — Присцилла взяла подсвечник с полки, на которой стоял с десяток ламп, подсвечников и канделябров. — Поэтому меня приятно удивила ваша усидчивость... хотя я и понимаю, что это в большей степени упрямство, чем послушание, — заметила она с оттенком удовольствия. — Скажите, леди Лидделл, вам понятно, для чего я заставляла вас заниматься подобной ерундой?

Она застыла рядом с камином и пристально посмотрела на меня.

Я вздернула подбородок и непроизвольно сжала правую руку в кулак.

— Концентрация и наблюдательность, — сказала я уверенно, потому что знала.

Присцилла оскалилась и кивнула:

— Концентрация, наблюдательность и усидчивость, милая, — она выделила слово «усидчивость», то, про что я забыла. — И кое-что еще. Уверенность пальцев. Твердость руки. Навык вести линию именно так, как тебе нужно, не давая ей уползти вбок. Не могу сказать, что у вас это все прекрасно получалось, но, — она наклонилась, чтобы зажечь от камина длинную щепку, а от щепки — одну из свечей. — Но за старательность и, хм, упрямство вы определенно заслужили награду. Поэтому сегодня я попытаюсь научить вас одному фокусу. Погасни, — скомандовала она камину, и я вздрогнула, когда тот послушался — и действительно погас.

Резкие тени сделали лицо Присциллы хищным и злым, заострили скулы. Прикрывая огонек ладонью, Прис подошла к столу и поставила на него подсвечник. И отошла в сторону, на самую границу светового круга.

— Есть несколько упражнений для того, чтобы научить одаренного ребенка контролировать силу и направлять ее. Это, — послышался шелест ткани: Прис махнула рукой в сторону свечи, — одно из самых простых. Погасить, а затем снова зажечь свечу.

— Почему не наоборот? — спросила я, подходя ближе.

Из сумрака раздался смешок:

— Чтобы зажечь несуществующий огонь, леди Лидделл, ваших скромных талантов не хватит. А вытащить его из тепла, оставшегося в фитиле... может быть, получится.

Я уставилась на огонь — и тут же отвела взгляд в сторону, потому что привыкшим уже к сумеркам глазам стало больно. Светлое пятнышко так и зависло передо мной, пришлось проморгаться.

Темнота вокруг снова зашелестела: кажется, Присцилла села на один из стульев.

— Помните, о чем мы с вами говорили во время нашей первой беседы о магии?

— Да.

— О чем, леди Лидделл? — голос Присциллы был ровным. — Что есть суть вашего таланта? Что вы сейчас должны сделать?

Это было похоже на то, как усталый и потому уже равнодушный до доброты препод начинает подсказывать тебе на экзамене тему, в которой ты откровенно плаваешь — и не важно, по незнанию или от волнения.

— Талант помогает изменять мир согласно воле волшебника, — неуверенно ответила я. — Погасить огонь — это изменение.

— Конечно.

Кажется, она кивнула.

— Но я могу просто подойти и задуть ее...

— Или затушить пальцами, или использовать специальный колпачок, или просто бросить в воду, окно или даже камин — формально свеча погаснет в любом случае. Формально — вы измените мир так, как того желаете. Но наша цель сейчас не в том, чтобы погасить ее, а в том, чтобы вы сделали это с помощью магии.

Я снова осмелилась посмотреть на огонь — глазам все еще было неприятно. Свеча горела удивительно ровно, будто бы здесь не было ни сквозняков, ни шевеления воздуха от нашего дыхания или движений. Язычок пламени тянулся вверх, чуть дрожа, растаявший воск блестел.